さあ目を開けて 君は強い人、その目が見たから 全ては生まれた
ᚱѻʝ 1/2ѻѻ6
Интервью с Фудзиварой.
Часть 1Какой была домашняя обстановка, в которой ты вырос?
Довольно строгой. Когда я думаю об этом сейчас... В общем, это был дом, где, если я ставил локти на стол или подпирал подбородок рукой во время еды, в мою сторону летели тумаки.
Твой отец был строгим?
Ты говоришь "строгий", но это, может, просто я был слишком впечатлительным (смеётся). Но мой отец, он был страшным. Мама тоже - по-матерински, она была... строгой, это кажется самым подходящим словом. Хотя оба моих родителя производили такое впечатление, мне всегда было легче общаться с мамой, чем с отцом.
Твой отец был неразговорчивым?
Скорее, он много разговаривал с моими сёстрами, но со мной практически никогда (смеётся). Но даже так, пожалуй, я прикладывал много усилий, пытаясь общаться с ним. Может, он пытался отвечать взаимностью. Когда-то я старался избегать отца дома и проводить весь день, ни разу с ним не встретившись (смеётся). Но я хотел объяснить с самого начала: сейчас мы очень близки.
Вы проводили время вместе, например, играя в мяч?
А, да, было такое. По воскресениям он говорил: "Я научу тебя играть в бейсбол" или "Я покажу тебе, как играть в футбол", так что мы ехали на велосипедах в ближайший парк или в начальную школу и играли там в бейсбол или футбол, и в целом весело проводили время... Но если я не мог ударить битой по мячу, он выходил из себя. Если я не мог пнуть футбольный мяч, как он мне показывал, он выходил из себя. Обстановка была довольно грубой (смеётся).
Это скорее напоминало усиленную тренировочную программу, чем игру (смеётся).
Вскоре это превращалось в усиленную тренировку, да. Мы нечасто разговаривали. В основном он только злился на меня. Мне было весело, но он в итоге всегда раздражался, и мы возвращались домой.
Как проявлялась строгость твоей матери?
Если вспомнить сейчас, ничего такого необычного не было. Я тогда многого не понимал. Мы постоянно спорили. Она часто говорила мне, что у меня на всё найдётся возражение, хотя я не делал этого нарочно. Когда я уже достаточно повзрослел, она сказала мне: "Хоть ты и был маленьким засранцем, и у меня были все основания ругать тебя за все проступки, каждое из твоих оправданий было весьма интересным" (смеётся).
Если считать двух твоих старших сестёр, вас в семье было пятеро?
Да, семья из пятерых. Моя самая старшая сестра старше меня на семь лет, а другая - на три года.
Вы с сёстрами были близки?
Я был очень близок со средней сестрой, когда мы были маленькими. Мы играли вместе. Она заставляла меня играть с ней в кукольный дом. Естественно, в самый разгар игры я притаскивал робота или что-нибудь в этом роде. Но она была не против (смеётся). У нас дома было немного игрушек, так что мы выдумывали способы, как обойтись с минимальным количеством. Если бы мы не использовали робота, наша выдуманная история никуда не продвинулась бы. А ещё мы использовали плюшевых зверей. Мы говорили: "Это домашний питомец того-то и того-то по имени Чаппи". Чаппи мне купил в подарок дедушка; всё детство я провёл, думая, что это медведь, но недавно я посмотрел на него и понял, что это на самом деле собака (смеётся). У него на шее висит бочонок спасательной собаки, по форме как бочка с вином, - это собака. Мы притворялись, что Чаппи - это домашний питомец, даже если он был в пять раз больше других игрушек (смеётся), даже больше кукол вроде Рики-тян. Ещё я играл с ребятами из детского сада. Я много играл, с кем угодно, в общем-то. Даже с ребятами, с которыми только что познакомился. А также я лез в драки с ребятами, с которыми только что познакомился.
Ты был энергичным ребёнком?
Пожалуй, да, был. Мои волосы когда-то были примерно той же длины, что и сейчас. Я смахивал на Они Таро.
(Смеётся) Ты редко стригся?
В детстве отец постоянно ругал меня за мрачный взгляд, так что я начал носить волосы такой длины, чтобы они скрывали глаза. Я ненавидел парикмахерскую, честно говоря. Мама вечно пилила меня, чтобы я постригся. Но я с ранних лет думал, что у меня страшные глаза. Проще говоря, с ними кажется, что я постоянно таращусь исподлобья, и людей это отталкивает. В моём детском понимании спрятать глаза было лучшим решением.
Значит, ты щеголял длинной гривой?
Точно! Я не понимал в то время, но из-за того, что я родился в апреле, в детском саду меня воспринимали как старшего брата. Моя воспитательница говорила: "Ты старший брат! Почему ты их не разнял?". Кстати, мы были в одном детском саду, все четверо из Bump of Chicken. Я не знал только Масу. Другие двое тоже его не знали. Если не ошибаюсь, Масукава и Тяма были в классе цыплят. Я лучше всего ладил с Тямой. Он носил с собой в рюкзаке одну палочку для еды, без чехла, без всякой упаковки. Я считал это очень странным. Полагается носить две палочки, вместе, в контейнере, и когда я спросил его: "Разве так делать не неправильно?", он ответил: "Если у меня будет с собой эта палочка, если я забуду одну из другой пары, я смогу использовать эту, так что она пригодится". Я подумал, что это чересчур заумно, но ничего не сказал. А, да, его имя - Наой Ёсифуми, но я думал, что его зовут Ёсиуми, а не Ёсифуми.
Хахахаха.
Я звал его Ёсиуми. Тяма приходил по утрам в садик раньше меня. Все, кто приходили первыми, играли в кубики перед началом занятий. Я жил далеко и приезжал одним из последних. Кубики были нарасхват, так что он откладывал для меня немного и прятал их под красным фетровым чехлом, которым накрывали клавиши пианино. Он говорил: "Эти особенные", когда отдавал их мне (смеётся). У Масукавы был очень писклявый голос. Всё, что мы могли о нём сказать, было "тот мальчик с писклявым голосом" (смеётся). Я помню, наша воспитательница заставила его вымыться полностью под струёй воды из шланга. Он обмочил штаны (смеётся). О, точно! Я забыл, земляные данго были популярны!
Данго, слепленные из земли?
Да. Все лепили земляные данго. Нужно было их укрепить. Сделать их твёрдыми. Они были реально клёвыми!
Нужно было смешать грязь с водой, или что-то вроде того, чтобы сделать их твёрдыми?
Да, мы так делали. Последним элементом мы добавляли, эм, мы называли его белым песком, но на самом деле это был просто формовочный песок, мы вываливали в нём данго. Было несколько разных способов их лепки.
И что вы с ними делали?
Что же мы с ними делали (смеётся). Если они начинали трескаться и крошиться, мы начинали плакать. Потом наш воспитатель сказал: "Если вы вкладываете в них столько стараний, сделайте из этого соревнование". Песочная яма была в форме скейтерской рампы - мы её выкопали, сделали ров. Мы скатывали свои данго с противоположных сторон рва, и чьё разбивалось при столкновении, тот проигрывал. Данго нашего воспитателя было самым прочным. Все прикладывали максимум усилий, чтобы победить, но данго воспитателя было непобедимым. А потом однажды я слепил запрещённое данго (смеётся). Сам себе удивился. Знаешь эту краску, которой рисуют белые линии? Если добавить в неё красную штуку, она ещё издаёт скрипящие звуки - это известняк? Его было полно вокруг сарая. Я помнил, что его там было много, так что я пошёл туда и притворился, будто набираю его в сумку. Вместо этого я обвалял в нём данго. У меня было хорошее предчувствие, когда я убирал его в рюкзак. Я бережно нёс его до дома. Там я подумал, что родители ужасно рассердятся, если я занесу данго внутрь, так что я вытащил его из рюкзака и оставил у входа, не защищённым от дождя. Но я, конечно, был болваном, так что совершенно забыл про него (смеётся). Где-то три дня спустя на его месте лежал круглый камень. Это было моё данго! Каким-то образом оно закаменело. Оно стало твёрдым и очень прочным. С ним я просто не мог проиграть.
Ты победил и воспитателя?
Победил, победил. Хотя меня раскусили. Это было похоже на мухлёж. Может, это был и не известняк. Может, это была цементная пыль (смеётся). Даже не знаю как, но земляное данго превратилось в камень. Я был удивлён. Ещё момент из детства: я был очень близок с дедушкой. Я всегда с нетерпением ждал поездки в Акиту. Он брал меня с собой в горы, и в другие места тоже. Да, он был крутым дедушкой. Он носил рубашку, похожую на пижаму, и очень грязные штаны, все заношенные. Задники его ботинок были сильно загнуты внутрь. Он был похож на пешего туриста. Он носил грязный рюкзак за спиной, а на голове - берет. У него были усы. Хотя бороды не было, только усы. Я любил играть с ними, дёргал за них. Из-за этого он их не сбривал. Он говорил: "Я ношу усы, потому что Мотоо-куну они нравятся". Он курил Lucky Strikes. Он был неряшливым, но я его любил. Куда бы он ни шёл, везде рисовал картины. Если наша семья ехала отдыхать, или мы отправлялись в горы, он рисовал, даже если мы шли в парк, он рисовал там. Он доставал из рюкзака альбом и раскладной мольберт. Он всегда носил с собой воду. Он наливал воду в маленькую баночку, вроде тех, в которых хранят ситими, и разводил в ней сухие краски. Это было как волшебство. У него здорово получалось! Он изучал растения и просматривал множество старых документов. Ещё он был знатоком насекомых. Он знал всё. Он ловил гусениц и убивал их ладонью. И пчёл с осами тоже убивал - говорил, это потому, что они опасны.
До этого ты сказал, что рос, распевая песни, с самых малых лет.
Я много пел. Я пел дуэтом с сестрой. Мы все играли на пианино. В наш дом, двумя квартирами дальше от нашей, въехал иностранец, который давал уроки игры на пианино. Я учился играть у него. Обе мои сестры учились там же. Нашего учителя звали Льюис Редмонд.
Значит, когда вы были дома вместе, вы пели втроём?
Да, мы всегда громко пели.
У тебя была любимая песня?
Мне больше всего нравились песни, которые я придумывал сам (смеётся). "Я сочинил новую песню. Я придумал Tankobu no Uta", - говорил я. Я даже сейчас прекрасно помню Tankobu no Uta, и, думаю, мои сёстры тоже. Они чуть не лопнули от смеха, когда я учил их её петь. Они плакали от смеха и говорили: "Что это такое?".
Это был твой первый хит (смеётся).
Вроде того (смеётся). Ещё мы пели песни из аниме. Мне нравилось использовать пианино как игрушку. Хотя я знал, что это был инструмент. Мне нравилось узнавать, смогу ли я извлечь звуки, которые захочу, но разве это не способ освоения? Я ненавидел первые композиции, которые мне пришлось выучить. Они были скучными. Не было нужды играть их идеально, потому что всё равно это были вещи вроде Байера и песен для начинающих, и они были ужасно скучными. Мне приходилось упражняться, чтобы складывать пальцы в определённом положении. Учитель велел мне складывать ладони шариком, как будто я держу яйцо. Или мне нужно было растопырить пальцы и положить их на клавиши. Руки сразу немели. На краю пианино лежали канцелярские кнопки. Когда я думал обо всём этом, мне совсем не хотелось играть! Я должен был раскладывать кнопки сам в начале занятия, а в конце должен был убирать их. Мне это казалось чушью (смеётся). В конце концов, я бросил играть где-то в первом классе. Мой учитель снова переехал - слишком далеко от нас.
Часть 2Ты пошёл в начальную школу: какой там была твоя жизнь?
Просыпаться по утрам было пыткой на протяжении шести лет. Мне приходилось бежать туда каждое утро, чертыхаясь про себя. Начальная и средняя школы располагались в самом дальнем от меня районе. Интересно, почему... Опоздавших учеников сильно ругали, и мне это казалось немного несправедливым.
(Смеётся) Ты хотел, чтобы они обменивали расстояние на время?
Я считал, что они должны давать мне дополнительное время. Я должен был получать бонусные пять минут, в зависимости от количества лишних метров, которые мне приходилось преодолевать.
Как было на уроках?
На уроках в начальной школе я получал самые высокие отметки, хотя ничего по сути не делал: они были не слишком интересными. Я читал по собственному желанию иллюстрированные энциклопедии, для меня это было более увлекательным занятием. Уроки были нудными. Из-за скуки я начал плохо себя вести, и учителя безумно сердились на меня. Мне казалось, что некоторые уроки были полны противоречий. У нас был класс письма. Был же, да? Хотя он превратился в каллиграфию в третьем или четвёртом классе. Мы занимались по распечаткам из учебника. Если ты делал ошибку, не разрешалось её стирать. Я не понимал тогда, почему, хотя сейчас понимаю. Листы бумаги раздавались для участия в конкурсе, так что они были важными, и пользоваться ластиком запрещалось. То, как следовало держать карандаш, и то, и это, всё было ужасно муторным. Я в самом деле считал, что в этом нет никакого смысла. Мы писали иероглифы, которые умели читать - я старался выводить их аккуратно, но мне всегда приходилось переписывать заново. Я не понимал, почему должен был переписывать всё заново. Я не понимал этого, даже когда уроки письма превратились в уроки каллиграфии. Моя учительница говорила, что не даст мне ещё один лист бумаги, если я сделаю две ошибки подряд. Я извинялся за ошибки, когда приносил ей свой лист, а она говорила: "В следующий раз не ошибайся" и давала новый. А я снова его портил. Она сердилась: "Ещё один лист не получишь!". И тогда я думал: "Ну и ладно, значит не буду писать!" (смеётся).
Учителя часто на тебя сердились?
Постоянно, и я помню, что нечасто искренне извинялся. Это потому, что я не так уж часто плохо себя вёл. Когда я на самом деле хулиганил - извинялся. Совершенно искренне. Когда я ошибался на уроке письма, то шёл к учительнице и просил: "Можно мне ещё один лист бумаги? Простите", и когда она мне отказывала, я прекращал писать. Вместо этого я рисовал в тетради, но из-за этого она тоже сердилась. В те дни в учебном процессе не было столько свободы, сколько сейчас, ничего не стоило отхватить оплеуху или подзатыльник. В то время это не порицалось (смеётся). В любом случае, меня это не волновало. На уроках изобразительного искусства я рисовал. На уроках каллиграфии писал, как было положено по учебнику. Каждый урок был конкурсом. В двух словах, это были уроки мастерства. Там мне ни разу не было позволено выразить себя как личность. Все рисовали, как было сказано в учебнике - теми же цветами, в том же стиле, все старались изо всех сил скопировать исходник. Разве это не странно?
Да уж.
Разве это можно назвать искусством? Если я рисовал, как хотел, выбранными лично красками, мою работу пришпиливали к классной доске, и учитель говорил классу: "Отметьте все ошибки, допущенные на этом рисунке". И они начинали: "Мне кажется, стиль плохой", "Мне тоже так кажется", "Согласен!". Или: "Нужно прижимать кисточку вот так, в учебнике говорится, что так правильно, поэтому ты должен делать так", "Согласна!". Некоторые ребята говорили: "Я хочу кое-что добавить" (смеётся). "Я считаю, что нужно держать кисть диагонально, когда рисуешь эту часть", "Я тоже так думаю", - так они говорили.
Постепенно это превращалось в зомбирование, да?
Да, да. И ты мог занять первое или второе место, если делал всё по правилам. На самом деле, всё сводилось к тому, насколько хорошо у тебя получалось скопировать оригинал. В этом нет никакой ценности. Совершенно никакой. Это был конкурс имитации. У меня был плохой почерк, но если я сосредотачивался, у меня получалось хорошо рисовать. Однажды меня всё достало, и я решил: "Ну всё, хватит. В этот раз я займу призовое место. Это их заткнёт!". Мне хватило всего одного раунда, чтобы выиграть. С того единственного раунда я усвоил все критерии, которые нужно было учесть, чтобы победить. Цветовая гамма, способ расстановки вещей, которые ты собирался рисовать, техника кисти. Расположение линий. Контур. Даже ребёнком я понимал, что это всё были обязательные к выполнению условия. Я решил, что если буду рисовать строго по методичке, то обязательно выиграю, или хотя бы займу призовое место, так что все эти условия раскрасили мои работы. Хотя я совсем не считал их хорошими. Мне это казалось идиотизмом. Они были для ЮНИСЕФ или вроде того - наши рисунки висели где-то, в каком-то офисе. По правде, меня это даже сейчас иногда злит.
Как ты общался с одноклассниками?
С детского сада мало что изменилось. Я хорошо ладил со всеми. Учителя считали меня лидером группы, потому что я дружил практически со всеми. Хотя у меня не осталось полноценных воспоминаний о начальной школе, но я старался (смеётся). Я должен был. Если смотреть с точки зрения учителей, меня зачастую было просто не заткнуть, но это потому, что мне хотелось многое сказать, вот я и говорил. Мы постоянно ставили спектакли. Где-то в третьем-четвёртом классах все начали вступать в клубы, и некоторые из моих друзей предложили вместе вступить в драмкружок, в котором были одни девчонки, - просто ради смеха. Мне это показалось интересной идеей, так что я записался. Плюсом было то, что у нас появилось какое-то занятие, но я там чувствовал себя глупо. Я стеснялся того, что мы должны были ставить спектакль о фестивале Танабата. Мы начали думать, что стоит сделать его более весёлым, чтобы нам тоже было интересно участвовать. Четверо нас, мальчишек, упрашивали девочек: "Если это будет традиционная история Танабаты про Орихимэ и Хикобоси, нам будет слишком неловко. Давайте напишем собственный сценарий", но у нас было мало влияния в клубе. "Только мальчики это предлагают!", "Значит, вы всё-таки несерьёзно к этому относитесь!". "Заткнитесь!" - отвечали они, и мы в итоге сильно ссорились. Ещё мы ссорились из-за Рождественского спектакля (смеётся). Нужно были пойти в библиотеку и выбрать одну книгу. Мы её читали, заучивали, и это был наш спектакль. Мне это не казалось таким уж интересным. Мы пробыли в драмкружке только год, потом нам стало стыдно за все беспокойства, что мы принесли с собой, и мы ушли в другой клуб. Но напоследок, прежде чем наша компания покинула драмкружок, учительница предложила нам разделиться на разные группы и провести творческий вечер. Моим друзьям это не понравилось. Но когда она сказала: "Теперь самое время выполнить просьбу мальчиков", мы подумали, о, точно. Мы подумали: "Ладно, давайте займёмся этим ненадолго!". Само собой, четверо или пятеро нас сформировали группу. Девочки разбили свою группу и присоединились к нашей - должно быть потому, что считали, что мы не отнесёмся к заданию серьёзно. Мы были так злы на них!
Хахахахаха.
Хотел бы я, чтобы те девочки вспомнили об этом сейчас. Это мы воспринимали практически всё серьёзнее всех. Я это делал! Я исполнял свою роль как надо. Я пел пародию на спектакль с прошлого года. Там было как будто Хикобоси едет в такси. Как будто он должен встретить Орихимэ, которая зовёт: "Такси!". Наша постановка была такого уровня, но она была реально смешной. Все придумывали вещи, которые мы могли использовать для шуток. Мы не знали, сколько успеем подготовить до дня выступления, потому что у нас была только неделя. Мы не могли поверить, что у нас была только неделя. Но у девочек было столько же времени. Мы собирались каждый день и оставались дотемна. Я объяснял родителям: "Я буду выступать, так что это очень важное время!" (смеётся). Они отнеслись с пониманием, и все родители обзванивали друг друга, чтобы мы могли оставаться вместе до восьми вечера или даже дольше. Мы готовились даже после ужина. Много сил тратили на декорации, сделали столько костюмов, сколько смогли. Наконец, наступил день выступления. Не знаю, удача это была или, наоборот, неудача, но когда мы тянули жребий, чтобы определить порядок выхода на сцену, мы вытянули последний номер. Девочки не отрывались от своих реплик, пока тянули. Они забывали, когда их черёд вступать. "Такая-то-тян, сейчас твоя очередь!", "Ой, точно!" - так они читали. Они выглядели так, будто вот-вот заплачут. Наша учительница склонила голову набок и спросила: "Вы уверены, что репетировали как следует?". После трёх или четырёх выступлений подошла наша очередь. Все помирали от смеха. Из художественного клуба рядом с нашей классной комнатой пришли посмотреть, они потом говорили нам, какое классное у нас получилось выступление. Мы чувствовали, что хорошо справились. Мы шутили и про нашу учительницу тоже, и получалось смешно. Хотя она велела нам перестать, но по её выражению лица было видно, что она не возражала. В самом конце было обсуждение. Учительница сказала: "Мальчики старались больше всех. Девочки говорили им гадости на каждом собрании, и тем не менее, именно мальчики сделали всё правильно". По-моему, это был первый раз, когда нас так похвалили. В любом случае, когда мы перешли в пятый класс, наши уроки поменялись. В пятом и шестом классах было хорошо. Хотя в то время я больше всего хулиганил (смеётся). Два или три раза у нас были вечеринки в классе. Наша группа друзей собиралась, и мы вместе ставили серию спектаклей (смеётся). Это было рискованно (смеётся).
Они были по собственному сценарию?
Абсолютно! Мы их написали. Они были интересными.
Что ты можешь рассказать о содержании?
Мы ставили средневековые европейские сказки с мечами и магией (смеётся). Но, по сути, это было глупое, полное случайностей путешествие (смеётся).Мы вырезали мечи из картона и раскрашивали их, но у нас в классе был парень, который знал отличный способ их изготовления, так что мы затащили его в группу. Он сказал нам взять бумагу с координатной сеткой и вырезать из неё форму меча, а потом склеить две такие формы с газетой посередине. Так меч получался объёмным. Мы брали алюминиевую фольгу и оборачивали ею клинок. Рукоять обматывали изолентой. Так мы их на самом деле и делали. По-моему, я оставил себе один на память. В том триместре мы сделали около пятидесяти мечей, и это были только мечи. Мечи или копья, сколько бы мы ни делали, их никогда не было достаточно. Мы даже делали доспехи (смеётся), все трудились, как пчёлы. О, а ещё: в начальной школе девочка, которая мне нравилась, принесла мне бэнто, но я выбил первый в своей жизни хоумран, и мяч приземлился точнёхонько в коробку (смеётся).
Что произошло?
Все собрались поиграть в бейсбол в парке. Мы играли против параллельного класса. Я вообще-то плохо играл. Чудом было, что я вообще попал по мячу, когда подошла моя очередь отбивать. Девочки пришли поболеть за нас, даже сделали нам бэнто. Там не было скамеек или просто удобных мест для сидения, так что они устроились в дальней части поля. Девочки, которые принесли бэнто, где-то там и сидели. Настала моя очередь отбивать, и я выбил хоумран. Первый в моей жизни, лайн-драйв. У него вышла инерция полёта, и он шлёпнулся прямо в коробку у неё на коленях. И она расплакалась. "Я так старалась, когда готовила эти рисовые шарики...!" (смеётся).
Ты знал, что девочка, которая тебе нравилась, сидела там?
Знал.
Как думаешь, может, ты неосознанно целился в её сторону?
Я вообще не целился. У меня это было так: "Да! Э? О нет, о нет, о нет, о нет... Агх!". Мы в итоге взяли только одно очко и проиграли (смеётся).
Часть 3(Смеётся) Ты потерял интерес к музыке после того, как бросил уроки фортепиано?
Нет, в свободное время я пел, и громко. Я помогал, как мог, по дому. Примерно с того возраста, когда я начал понимать, что происходит вокруг меня, мыть посуду и чистить туалет было обязанностью детей. Мытьё посуды было для меня особенно значимым делом. Иногда, когда я мыл посуду, случалось что-нибудь плохое, например, я что-нибудь разбивал. Иногда я отлынивал от домашней работы, и тогда грязные тарелки и кастрюли скапливались в раковине. В конце концов отец взрывался: "Когда ты уже всё помоешь?", а я говорил: "Прости", и после этого мыл. У меня осталось в памяти, как я плакал, пока мыл посуду. Вообще-то я никогда не плакал на людях. Но дома - как минимум раз в день. Отец обычно был причиной моих слёз. Так или иначе, посуда, которую я должен был мыть, скапливалась горами. Я считал, что должен хотя бы попробовать получать от мытья удовольствие.
(Смеётся) Конечно...
Я мычал себе под нос мелодии из Dragon Quest, пел песни, которые мы разучивали в школе, или что-нибудь из Saint Seiya, во всё горло, и мама хвалила меня. Ну, то есть, она говорила, что у меня хорошо получается, вне зависимости от того, думала она так на самом деле или нет. Она говорила: "Когда тебе самому это в радость, мне тоже хорошо". Для меня это было важно. С тех пор пение стало развлечением! (смеётся) Я никогда этого не забуду. В начальной школе я был почти изгоем. Я так часто спорил с учителями, особенно когда мы проходили этику и мораль. В целом уроки были для меня скучными, но я точно понимал, зачем нам нужны были японский, арифметика, естествознание и обществознание. Я, в принципе, понимал рисование и письмо, но с этикой у меня совсем не складывалось. Я ничего не мог с этим поделать. Мы, все вместе, читали истории. После этого у нас проходило обсуждение с нашими мыслями насчёт истории, и бывали времена, когда нам не разрешали закончить обсуждение, пока мы все не сходились на одном ответе. Это был субботний урок, если не ошибаюсь. Занятия в субботу заканчивались утром, этика шла третьим уроком, и наша учительница иногда не добивалась от нас нужного ей ответа. Она заставляла нас высказываться одного за другим. И жутко злилась. "Почему вы, ребята, повторяете только это?". Нам приходилось оставаться там до двух или трёх часов дня. Если вкратце: кто-то делает кому-то что-то плохое, но его прощают по доброте душевной. Нам нужно было обдумать, как первый человек воспримет своё прощение, такие там были задания. Мнение большинства было, что даже если ты сделал что-то плохое, из-за того, что тебя простили, ты задумаешься о своём поведении и исправишься. Все по большому счёту думали так. Наша учительница очень рассердилась, не знаю почему. Потом кто-то сказал: "Он не поймёт, что же он сделал плохого". Учительница сказала: "Именно!", а я подумал, чего, почему так? Она продолжала сердиться: "Очень странно, что вы, ребята, не ответили так с самого начала!". Я этого не понял... Я знал, что она использовала учебник по этике. Я мог только догадываться о том, что там было написано. Когда она вышла, я нашёл её учебник на столе и заглянул в него. Как я и думал, там было написано красным "А что я сделал?", и что-то про то, что необходимо заставить учеников осознать, что это правильный ответ. Это было глупо, серьёзно (смеётся). Не так нужно проводить уроки. Разве не важно узнать мнения друг друга? Это ужасно! Говорить ученикам, что они должны думать каким-то определённым образом. Что я помню лучше всего... Это, может быть, немного рискованно рассказывать, но, пожалуйста, послушай мою историю из начальной школы. Моё мнение не сильно изменилось с тех пор. И мне нужно это высказать. Извини, мне нужно было сделать такое вступление.
Ничего страшного.
"Кто-то с больной ногой старается изо всех сил, поднимаясь по ступеням, но у него плохо получается, и со стороны кажется, что ему нужна помощь. Как вы поступите?" - спросила учительница. Все подняли руки. "Выберите меня, выберите меня, выберите меня!". Они нетерпеливо тянули руки вверх. У некоторых устали плечи, и они подпирали локти второй рукой (смеётся). Наша учительница назвала кого-то, и он сказал: "Я спрошу, в порядке ли тот человек и предложу ему помощь!". "Я тоже так думаю", - согласились остальные. "Да, верно. Если кому-то трудно, вы должны ему помочь", - сказала учительница. Потом кто-то сказал: "Я бы хотел кое-что добавить!". Когда кто-то говорил так, мы должны были поднять руки. Если мы считали, что сказанное было неправильным, то делали пальцами "ножницы", если у нас возникал вопрос, делали "камень", а если это было обычное замечание, делали "бумагу". Я всё это помню. Мне казалось, что раз уж всё то были личные мнения, мы должны были делать "бумагу" каждый раз (смеётся). Но, в общем, после того, как мнение было высказано, все делали движение рукой. Если попадались хотя бы одни "ножницы", это было мучением. "Да, такая-то-по-имени, тебе есть, что добавить?" "Да. Когда такое происходит, я думаю, нужно подстроиться по темпу и двигаться с тем человеком медленно". "Нужно быть добрым с ним". Такой ход мыслей довольно предсказуем. Но я думал, пока слушал: "Так ли на самом деле?". Из-за того, что я ненавидел этику с самого начала, я часто вызывал бурления в классе, и наша учительница воспринимала меня как заклятого врага. "Фудзивара-кун, встань! - сказала она. - Не похоже, чтобы ты внимательно слушал на уроке; тебе есть, что сказать? Поделись с классом!". Я на самом деле не хотел ничего говорить. Это точно бы её разозлило, и на меня наверняка посыпались бы со всех сторон "камни" и "ножницы", так что я не хотел отвечать, но должен был. Я только ответил: "Я бы ничего не сказал тому человеку". Все сразу завопили "Чтооо?" и "Выберите меня, выберите меня, выберите меня!", и "ножницы" с "камнями" полезли со всех сторон. Учительница сделала такое лицо, вроде "этот парень серьёзно только что ляпнул такое", и сказала: "То есть, другими словами, ты бы проигнорировал того человека?". "Да, - сказал я, - вроде того". Затем, чтобы услышать противоположное мнение, она вызвала девочку, которая выглядела самой несогласной. По её виду было понятно, что она хотела выставить меня дураком. Она была очень высокомерной. Мне стало интересно, доведу ли я её до слёз в итоге (смеётся). "Почему бы ты повёл себя так безучастно? Мне кажется, нельзя игнорировать кого-то с больной ногой", - сказала она. "Нет, именно из-за того, что у него больная нога, я бы не сказал ни слова", - возразил я, хотя поначалу они пропустили мой ответ мимо ушей. Они начали говорить: "Я считаю, все должны относиться к людям в беде как к равным, без принижения, и помогать им". "Я тоже так считаю!", "Согласен, согласен!". Такое я слышал от них постоянно. Это было довольно интересно. Потом они опять захотели послушать меня: "Ну, что теперь Фудзивара-кун думает, после того, что сказали другие?". Я попытался донести до них, почему я думал, что моё решение не было бы принижением. "Этот человек старается изо всех сил и двигается наверх на пределе своих возможностей. Не то чтобы мне не пришла в голову мысль "а не помочь ли этому бедняге", но я бы не стал наблюдать за ним специально, чтобы решить, что раз у него хромая нога, то надо ему помочь, да? Я бы не стал предполагать, что он не может справиться самостоятельно. Разве это не принижение - думать, что ты обязательно должен помочь, и что тот человек не заберётся по ступеням без тебя?" - так я сказал. Почти все одноклассники примолкли, но я продолжал: "Например, мы все здоровы, у нас нет физических недостатков, мы играем в футбол, прыгаем на балансирном бревне, но если бы кто-то из нас вывихнул лодыжку во время игры или сломал ногу, или упал с бревна и на следующий день не мог бы ходить, и всем пришлось бы ему помогать, потому что он не мог сам подняться по лестнице, не уверен, что он был бы рад этому. Мне кажется, ему бы это не понравилось. Я бы лично предпочёл, чтобы меня оставили в покое, дали заниматься тем, что мне под силу. На самом деле со мной такого никогда не происходило, так что я не могу знать наверняка, но мне кажется, получать помощь, потому что тебя воспринимают как 'такого' человека, - это принижение. Тебе помогут подняться по ступеням, но ты будешь чувствовать, что гораздо больше тебя спихивают вниз. Это мы сами решаем, можем ли мы подняться по ступеням или нет, так ведь? Тот человек старается изо всех сил, верно? Есть ведь и вещи, которые у нас не получаются, как бы сильно мы ни старались. Некоторые из нас могут прыгать через двойную скакалку, а некоторые не могут, так? Но всё, что нам остаётся, - это продолжать стараться. Когда стараешься изо всех сил, и в конце концов у тебя получается прыгнуть через двойную скакалку, это настоящее счастье. Разве счастье, которое вы испытывали, когда у вас получилось сделать кувырок назад на турнике с помощью учителя или друга, не отличалось от того, что вы испытывали, когда сделали его самостоятельно?". В том классе кувырок назад на турнике был повальным увлечением, и все научились его делать. Они должны были знать это радостное чувство. Лестничный пролёт, кувырок назад - особой разницы нет. "Все должны быть способны приглядывать за человеком с какими-то трудностями, не предлагая при этом помощь, но вы как будто выливаете ведро холодной воды на все его старания, пытаясь выставить себя в лучшем свете. Не пройти мимо человека в затруднённом положении, обладать таким добрым сердцем, что вам непременно надо помочь кому-то, кого вы считаете слабее других, - разве тут дело не в любовании собственным великодушием? Вам должно быть стыдно!". Так я сказал. Это просто использование людей, чтобы поднять свою самооценку. Думаю, если кто-то просит тебя о помощи, ты, конечно, должен помочь, и если в тот момент у тебя возникает чувство "я хороший человек, потому что я помог кому-то", то ничего страшного в этом нет. Но если ты берёшься судить, кто из окружающих не обойдётся без твоей помощи, то тебе в самом деле должно быть стыдно. После того как я закончил говорить, девочка, которая высказывалась против меня, расплакалась. Она продолжала спорить: "Так неправильно, это совершенно неправильно! Ты не прав!", но я не отступал! После этого учительница сказала: "Ладно, ладно, дискуссия окончена. Фудзивара-кун, зайди в учительскую после урока". Я не понимал, почему такое должно происходить.
(Смеётся) Она просто так всё и закончила.
Она рассердилась. "Почему ты сказал такое?". "Ну, а зачем вы меня вызвали? Такое постоянно случается, вы ведь уже должны знать. Неужели нельзя позволить мне ничего не говорить? Разве не важно, чтобы у меня было собственное мнение? Тот человек думает так, а я иначе, разве не об этом должен быть урок этики?". "Нет, школа - это коллектив". "Так значит, у нас урок коллективизма?". Будь это рисование или каллиграфия, или этика, метод обучения, в котором целью является единственный правильный ответ, а всё отличное от него выпалывается, - это просто способ лишить всех индивидуальности. Как будто люди, которые писали учебники, хотели, чтобы учителя воспитывали клонов.
Верно, верно.
Я думаю, учебники необходимы. Но если какой-то один стандарт и нужен в них, он должен заключаться в том, что этот человек думает так, а тот человек думает этак, и что этот человек хочет рисовать вот так, а тот человек хочет писать вот этак - таковы стандарты, так что делайте, что можете. Разве не так их нужно использовать? Каждый раз повторялось одно и то же, пока день не сменялся ночью. Эта система была ущербной. Я не соглашался, но знал, что меня не поймут, поэтому решал промолчать, но меня всё равно вызывали. И из-за этого мою точку зрения постоянно критиковали. Меня старались заставить плакать и выставить плохим человеком. В конце концов я решил: "Я не могу думать так, как они, должно быть, я их обременяю. Не лучше бы было, если бы они хорошо ко мне относились?". Это как когда идёшь против ветра или взбираешься по крутым ступеням: все говорят, что это вот доброта, и эта точка зрения верна, но есть и люди, которые утверждают обратное, что это неправильно. "Я, случайно, не из тех людей? Не тот, кто для всех помеха? Не лучше ли будет, если все станут относиться ко мне хорошо? Что с вами, народ, вы чувствуете облегчение, когда находите общий объект для критики?" - так я думал. Я никогда этого не забуду. Но когда курс этики закончился, всё вернулось в нормальное русло. В конце концов, весь класс вынуждали мыслить определённым образом, и, если так подумать, там было совсем немного реальных показушников. Хотя, каждый из нас немного показушник. Я тоже немного показушник, но всё равно считаю, что это было неправильно.
Есть люди, которые испытывают неприязнь к такого рода коллективному образованию и изолируют себя, есть те, кто ломается под воздействием системы, и те, кто предпочитает отмалчиваться. В твоём случае ты высказывал всё, что мог. Ты из тех, кто держится своих принципов и настаивает на своём.
Я не говорил: "Я прав, а ты нет", я хотел передать только: "Вот что я думаю по этому поводу. Разве не так на самом деле?". Именно это я акцентировал.
Каково было переходить в среднюю школу с таким мировоззрением?
В средней школе я сдался. Я понял, что бесполезно пытаться донести до других свою точку зрения. Все попытки только отнимали у меня силы. Я понимал, что образцовый ответ был лишь частью образцового поведения. Я понимал, что если отвечу так, меня похвалят, а если этак, то отругают. Если был путь наименьшего сопротивления, по которому я мог пойти, делая что-то, я выбирал его и говорил: "Я думаю так-то" - сопротивление ослабевало, и мне казалось, что этого достаточно. Я в самом деле перестал бороться. Напряжение между мной и учителями более-менее спало по сравнению с начальной школой. В старшей школе оно ещё уменьшилось. Я весьма отчётливо осознал, что учителя были всего-лишь служащими, в начальной школе я этого не понимал. Учителя - просто люди, выполняющие свою работу. Мне стало от этого легче. В средней школе тоже были такие, которые проводили дискуссии о моральных обязательствах и гуманных чувствах. Они были хорошими учителями... Я любил нашего учителя в седьмом классе. Все три года любил. На днях он появился в качестве неожиданного гостя на радио-шоу, я был так счастлив, что чуть не расплакался. Когда мы решили сформировать группу, у нас не было денег на покупку инструментов. Мы думали, что должен быть способ, как ученикам средней школы можно было бы подзаработать. В старой манге всегда было такое, что младшеклассники работали разносчиками газет. Мы хотели заняться чем-нибудь в этом роде. Мы думали, наша школа позволит нам иметь подработку, так что приняли логичное решение пойти и спросить у учителя, Масу, Тяма и я. "Не получится. Мы не можете этого сделать!" - сказал он. Потом он выслушал нас и объяснил, почему нам было нельзя. "Если вы пойдёте работать, это бросит тень на репутацию учителей вашей школы! Но всё же, не опускайте руки. Отправляйтесь на свалку в дни, когда туда привозят крупногабаритный мусор. Ищите там гитары или барабаны, от которых избавились прежние владельцы. Приложите усилия, чтобы починить их, если они сломаны. Вот с этого вы должны начинать". Его слова произвели на меня впечатление. Это правильная отправная точка, я до сих пор так думаю. Таким учителем он был.
Часть 4Тебе не доставало мотивации жить, пока ты не вступил в группу?
Интересный вопрос. Мне всё же бывало весело. Я ходил в другую начальную школу, так что мы были разделены, но иногда мы все - Масу, Масукава, Тяма и я - собирались вместе. Хоть мы и следовали школьным правилам, общение с друзьями воспринималось совсем по-другому. Клубная деятельность тоже была в радость. Я не был активным участником, но мне там было весело.
Похоже, ты был очень творческим ребёнком вне школы или когда дело касалось спектаклей и других постановок. Эта твоя сторона проступала наружу, когда ты принимал участие в клубных занятиях?
...Думаю, нет. Но пел я часто. Я был известен как тот парень, который вечно поёт. До той степени, что Масу пришёл ко мне с предложением стать вокалистом в группе.
Это одна из тех вещей, которые остаются неизменными.
Урок заканчивался, мы вставали, кланялись, благодарили учителя, и в классе поднимался шум и гам, пока все собирались на выход. С этого момента я начинал петь. Я пел реально громко, и другие даже говорили мне спеть что-то конкретное. "Спой это", "А спой вот так" (смеётся).
Ты никогда не думал, что хотел бы присоединиться к музыкальной группе?
Нет, в общем-то. Многие мои одноклассники начали покупать гитары, когда Масу позвал меня в группу, так что мне тоже стало интересно. Я подумал: "Играть в одной группе с этим парнем будет очень интересно" (смеётся).
Масу был интересным парнем?
Мне кажется, я бы согласился, даже если бы это был не Масу. Но я думал в то время, что он был довольно неординарной личностью. Особенно поначалу... Он был весьма неприятным парнем (смеётся). Он был таким типичным учеником средней школы, который старается выглядеть крутым. Хотя не думаю, что кто-то когда-то дотягивал до его уровня (смеётся). Я имею в виду, что он частенько говорил, что ему неприятно общаться с кем-то ниже его по уровню. Если посмотреть на Масу сейчас, сложно поверить, что когда-то он был таким.
Да, это было бы неожиданно.
Сейчас он вроде Будды (смеётся). Как Будда, наполненный магмой (смеётся). Когда мы были в восьмом классе, один из моих бывших одноклассников показал ему лист с итоговым тестом, который я написал в шестом классе. Он счёл его интересным и решил подружиться со мной (смеётся). Это было довольно мило. Масу и вправду был парнем, на которого стоило обратить внимание.
Вы выступали на сцене, перед зрителями, верно?
Верно.
Каково это было?
Ну, это был наш первый раз. Мы все волновались перед выходом на сцену. Мы нервничали, но этого стоило ожидать. То, как нас примут, зависело от того, сколько энтузиазма мы проявим. В том возрасте популярным убеждением было, что если ты показываешь искреннее увлечение чем-то, то ты отстой. К сожалению, мы немного искренне увлеклись. Мы решили, что не будем прятать наши чувства. Мы решили сыграть на школьном культурном фестивале. Для нас худшее, что могло случиться, - это если бы все начали говорить "Их реально заносит" и "Чего ради они из штанов выпрыгивают?". Мы решили, что если такое случится, мы не будем падать духом, и пошли на сцену с чувством обречённости где-то под рёбрами. Результат был интересным. Девочки влезали на стулья и вскидывали кулаки над головами. Мальчики сидели на месте и внимательно слушали, не забывая при этом изображать на лицах равнодушие. Я подумал: "Вот это круто!" и настроился оторваться по-полной и получить от этого удовольствие. Когда мы доиграли, нас позвали на бис, я не мог в это поверить! У нас не было других песен, поэтому мы снова сыграли Twist & Shout (смеётся). Вот так прошёл культурный фестиваль. Потом, пока мы были в туалете, туда зашёл один из школьных хулиганов. "Привет, чуваки", - сказал он. Мы подумали "О, чёрт", но спросили, чего он хочет, а он сказал: "Вы хорошо выступили" (смеётся). "Я впечатлился, серьёзно. Вы, чуваки, прям молодцы", - сказал он. После этого мы были рады, что выступили. Он сказал, что подумывает о том, чтобы вступить в группу. Мы до него достучались! В школе, где цинизм воспринимался как достоинство, мы до кого-то достучались! После культурного фестиваля наша группа стала новым предметом всеобщего обсуждения. Мы увлеклись и начали планировать ещё выступления. Сейнанкан - не японский Сейнанкан, а Усуси Сейнанкан - был местом, где пожилые люди собирались, чтобы поиграть в крокет или го, или сёги, хотя, если кому-то было нужно, там можно было взять денежный займ. Там была сцена с красным занавесом. Мы подумали, что могли бы принести туда наши инструменты и устроить рождественский концерт. Мы решили сделать билеты, потому что если бы пришло слишком много зрителей, это создало бы проблемы. В конце концов, мы ведь были популярны. Никто не хотел их продавать, так что мы решили вместо этого просто раздавать их. С мыслями "нехорошо получится, если сделаем слишком много" мы начали их делать. Мы думали, что люди придут посмотреть на нас (смеётся). В день Х мы прибыли туда за несколько часов до начала и принялись репетировать. Ещё мы поставили декорации - хотели, чтобы всё выглядело по-настоящему круто. Масукава тогда был нашим ассистентом. Он ставил декорации, двигал аппаратуру и всё такое. Когда почти подошло время подниматься на сцену, Масукава шмыгнул за занавес. "Эй, ну как там, есть народ?". "Да, довольно много!". "Серьёзно? Что же нам делать? Чёрт, я, кажется, нервничаю!". "Не волнуйтесь, просто выложитесь на полную, когда будете играть", - сказал он. Время, наконец, подошло, и пока Масукава тянул шнур занавеса, он объявил: "Леди и джентльмены!". Но когда занавес поднялся, перед сценой стояло всего десять человек (смеётся). "Что, - подумали мы. - Но мы же сделали сотню билетов! Это же одна десятая от общего числа!". Мы начали играть в полном унынии. Мы исполнили наш рок-н-рольный кавер на Wish Upon A Star, едва сдерживая слёзы (смеётся). Почему никто не пришёл? Мы могли думать только об этом. Мы так ждали этого.
Вы были не так популярны, как вам казалось (смеётся).
Мы все были в расстроенных чувствах. Концерт вышел не таким замечательным, как мы надеялись. И, в довершение всего, девочка, которая мне нравилась, должна была прийти, так что все убеждали меня признаться ей в тот день. "Действительно стоит? Я признаюсь ей со сцены", - думал я. Но та девочка не пришла, самая важная часть моего плана. Остальные члены группы говорили: "Беда не в том, что она не пришла, - никто не пришёл!". После выступления мама Масу пришла забрать нас. "Так, ребята, я же велела вам разуться! Вы тут везде наследили!..". Она начала убирать за нами. По-моему, она была главой районного товарищества или типа того. Нам тоже следовало убрать за собой, но мы не могли заставить себя даже думать об этом. Мы просто стояли у двери запасного выхода с поникшими головами. Мы думали, что наши жизни окончены. Мы уже собирались пойти домой, как какая-то шпана выскочила из кустов. "Вы круто сегодня выступили, - галдели они вокруг нас. - Мы тут бухали и курили, поэтому пришлось прятаться. Мы не хотели заходить внутрь из-за взрослых. Вы, чуваки, реально круто сыграли сегодня. Давайте как-нибудь вместе позависаем?". Там неподалёку был парк, туда мы и пошли. Там собралась целая компания: те, кто пришли на концерт, те, кто хотел, но не смог. Большая получилась группа. Были даже те, кто пришли парочками, а некоторые говорили: "Сегодня вы здорово сыграли, сегодня получилось классное Рождество!". Когда мы сказали: "Но было так вяло. Мы жутко разочарованы", они ответили: "Не, просто мы никогда не были на живых концертах, так что не знали, как себя вести. По крайней мере, так было у нас". Мы поняли, что они имеют в виду, и нам стало немного легче. В итоге пришло около тридцати человек. По-моему, в тот день был первый раз, когда мы остались гулять совсем допоздна, до двух или трёх часов ночи. Это было смелым шагом для учеников средней школы, но наши родители не рассердились. Хотя некоторым за это попало. Оказалось, что некоторые девочки даже поругались со своими родителями из-за того, что они хотели прийти к нам. Некоторые родители звонили им по телефону-автомату. Тогда дети говорили: "Да ладно, только на сегодня!". То была ночь, оставшаяся у нас в памяти зарисовкой нашей юности. Но она предвещала паузу. Это было вроде мечты. Из-за того, что все были так добры, мы зависели от их доброты. Мы тогда оценили себя со стороны более чем трезво. Мы решили, что должны сосредоточиться на учёбе, так что на время приостановили деятельность группы.
У тебя были хорошие оценки?
После формирования группы моя успеваемость нырнула в крутое пике. Мне не хотелось слушать на уроках, и хотя я был записан на дополнительные занятия, я их прогуливал. Оценки у меня были не ахти, честно сказать. Если так подумать, то провальное рождественское выступление было хорошей возможностью (смеётся). Старшая сестра особенно сильно на меня повлияла. Она сказала: "Такие как ты - люди, которые делают только то, к чему у них душа лежит, - должны ходить в сильную школу. Чем сильнее будет школа, тем больше у тебя там будет свободы. Если сейчас ты будешь делать только то, что хочется, то совсем плюнешь на учёбу и попадёшь в слабую школу, а там требования будут жёсткими, и к тебе вечно будут придираться". Я с ней согласился.
Она была очень зрелой в своих суждениях.
Пожалуй, в нашей семье было само собой разумеющимся преуспевать во всём. Никто не сомневался, что ты будешь приносить домой самые высокие оценки. Меня не хвалили за хорошую успеваемость. Я тоже, конечно, не считал это чем-то особенным. Поэтому, когда мои тестовые результаты начали ухудшаться, родители рассердились. Когда моя сестра увидела, что происходит, у неё было, что сказать по этому поводу. Если спросите почему, ответ в том, что она, в принципе, делала то же, что и я. Просить у родителей разрешения ходить в школу, чтобы заниматься только танцами, было перебором - с их точки зрения, наверное, совершенно неблагоразумно. Ей было совестно из-за этого. Возможно, она думала, что вся тяжесть их неодобрения теперь сместилась на меня. Прежде чем дать мне этот совет, она не преминула подчеркнуть, что вовсе не обязана мне помогать. Это был период, когда она больше всего обо мне заботилась, но вместе с тем и тот, когда мы больше всего ругались. Другая сестра - она была супер! Сейчас она работает в фармацевтической компании. Я лучше всего ладил с ней в раннем детстве. Хотя у меня сформировался определённый комплекс. Они с отцом были невероятно близки. Он в ней души не чаял (смеётся). Не припомню, чтобы он хоть раз посмотрел на меня так, как смотрел на неё. Я однажды сказал, что думаю, что он меня не любил. Немного неловко повторять это сейчас. Конечно, я думаю, что он, наверное, меня любил.
Наверное.
Я уже говорил это несколько раз: сейчас мы в хороших отношениях. Я был безответственным и своенравным, так что, само собой, моё поведение было дурным. Когда старшая сестра сказала, что не ей мне советовать, в моём представлении она казалась очень благоразумной. Я не уверен, но... (смеётся) Я всегда считал себя никчёмным. Я так думал с самых ранних лет, живя дома. Когда старшая сестра сказала, что я должен поступить в сильную школу, я спросил: "И что, если я поступлю туда, я смогу быть в группе и играть на гитаре каждый день, и они не будут меня напрягать?". А она ответила: "Думаю, да. Хотя по мне так это похоже на увиливание от обязанностей". Сестра пошла в строгую частную школу. Не думаю, что это была плохая школа, но... В любом случае, она сказала мне рассмотреть возможные варианты и выбрать один. Я, как дурак, поверил, что если поступлю в сильную школу, то буду там свободнее (смеётся). Я и очухаться не успел, как уже сдал вступительные экзамены и был принят в школу высокого уровня. Моим основным вариантом была та, из которой выпустился Нагасима Сигео, старшая школа Сакура, в одной остановке от дома. Я хотел пойти туда, куда ходил "мистер Гиганты", но был принят в другую школу примерно того же статуса. Частная школа, куда я попал, мало чем отличалась от других, так что это была лёгкая победа. Я плюнул на подготовку к вступительным экзаменам в общую школу. И совершенно забыл, что тесты проходили по пяти предметам. Я отлично подготовился по трём, но два других совсем не учил (смеётся). Завалил я их просто грандиозно. Хиро и Хидэ-тян поступили в одну школу, а Тяма пошёл в кулинарное училище. Моя школа располагалась немного дальше, и у нас были ученики из Токио.
У тебя было ощущение, что ты наконец-то сможешь сосредоточиться на группе, после того как успешно сдал экзамены?
Странно получилось, но мы собирались у Тямы по вторникам - посидеть, порубиться в приставку - и потом уже поняли, что это было всегда по вторникам. Мы носили с собой инструменты, так что дело заканчивалось репетицией. Как будто группа снова активизировалась. Думаю, все считали, что было хорошо, что это произошло так. Мы здорово проводили время, репетируя как музыкальное трио. Масукава в те дни оказывал мне большую услугу, пряча у себя электрогитару, которую я купил тайком от родителей. Он начал проявлять интерес к игре на гитаре, так что мы обсуждали, не пригласить ли его присоединиться к нам. В самом, самом конце девятого класса, в феврале или январе, группа сформировалась в том составе, в котором она пребывает и по сей день. В то время мы начали создавать свои собственные песни. Они не были такими уж хорошими (смеётся). Это просто были песни, которые мы написали, потому что хотели их написать, но в самом этом процессе был определённый смысл.
Часть 5У тебя было какое-нибудь представление о собственном будущем в то время?
Не было.
По-крайней мере, не постоянно. Ты всегда жил настоящим. Ты мог бы сказать, что не строишь планов на будущее?
Нет... Я никогда и не строил (смеётся). Я считал, что есть вероятность, что я умру на следующий день. Я чувствовал, что если бы я однажды сел и написал сто страниц с планами на будущее, могло бы получиться так, что я перевернул бы только одну страницу, прежде чем умереть (смеётся). Но, возвращаясь к теме, я начал ходить в старшую школу. Странная это была школа. Мне казалось, что я совершил ошибку. Я был совсем не так свободен, как ожидал. Каждая мелочь предписывалась и контролировалась. Наша форма, обувь, сумки - предписания, предписания, предписания.
Не слишком было весело?
Нет, моё время в школе было... В общем, если начинать с конца, я бросил учёбу после культурного фестиваля в десятом классе. Примерно в сентябре. Это был невероятно короткий период, но забавный. У меня не получалось влиться в разговор с ребятами из Токио или даже из Тибы, так что я испытал культурный шок. Девочки были очень серьёзными, в нескольких из них я был влюблён (смеётся). По дороге в школу кто-нибудь говорил: "О, вчера такое-то произошло. Угарно, да?", и я судорожно рылся в английском толковом словаре, соглашаясь, - таким было общение. Я чувствовал, что недостаточно внимательно изучил свои варианты школ, и теперь расплачивался за это. Сразу после начала учебного года я стал ещё более безответственным. Я спал в парке и всё такое. Только иногда ходил на уроки. Ещё я играл в другой группе в старшей школе.
О, ты создал группу в школе?
Все мои друзья состояли в клубах, а я нет, так что мне приходилось ждать после школы, пока они освободятся. Мне нечем было заняться, так что я шёл в библиотеку и читал энциклопедии (смеётся). Как-то я услышал рядом разговор. "Не, чего я на самом деле хочу играть, так это рок, реальную тему!". "Ты так говоришь, но что это вообще хоть значит по-твоему, реальная тема?". "Это значит панк". Я думал, у них с головой не всё в порядке (смеётся). "Есть панк, есть металл, и есть ещё рок. Я не хочу быть привязанным к какой-то отдельной категории!". Они всё больше воодушевлялись. "Да, с этим я точно могу согласиться!". "Гитара того чувака звучит ужасно. Если я буду вокалистом, я хочу, чтобы гитарист был на одном уровне со мной. Как Kiss и Мик!". "А, понял". "Как счастливые амулеты в магазине мороженого!". Я слушал этот занимательный диалог, пока листал энциклопедию. Потом я посмотрел на время, и оставалось всего пять минут до того, как мне надо было идти к друзьям. Я пошёл поставить книгу на место, но те парни говорили прямо у стеллажей. Выглядели они немного пугающе. Я хотел уйти побыстрее, но только я сунул книгу на полку, как они окликнули меня. Школьными правилами запрещалось, чтобы волосы закрывали глаза или касались ушей, но мои были длинными. Я спросил тех парней, чего они от меня хотели, и они сказали: "Ты ведь в группе, верно?". "Да, откуда вы знаете?". "Точно! У тебя вид такой, характерный. Как у рокера. Какую музыку любишь?". "Слушать - блюз и всё такое". "Круто, круто! А панк любишь?". "Я не особо с ним знаком; мне кажется, если я попробую его сыграть, у меня получится блюз". "Хорошо, хорошо, отлично! Решено! Ты - наш новый гитарист!". И так всё решилось (смеётся). Я был помощником и гитаристом у тех старшеклассников. Правда, я объяснил им сразу, что у меня есть группа дома, и она - мой приоритет.
Какую музыку вы играли?
Вещи вроде Metallica. Metallica, Megadeth, Judas (Priest), Gamma Ray, такого плана. Я проводил с теми старшеклассниками большую часть времени, пока не бросил школу. Мы выступили на культурном фестивале, и потом я ушёл.
Если смотреть на это с точки зрения родителей, это весьма серьёзное дело. Уход из старшей школы на первом году обучения.
Верно, так и есть. У нас был разговор на эту тему. "Что же, значит, ты хочешь заниматься музыкой?". "Да, хочу". "Если ты бросаешь школу, чтобы дальше стремиться к своей цели, я не могу тебя останавливать. Бросаешь - значит, бросаешь. Ты оказался там, где сейчас, благодаря нам, но если ты соступаешь с традиционной тропы взросления, то автоматически становишься взрослым. Независимым взрослым. Не думай, что сможешь жить в этом доме, ничего не делая". Я понимал, что они имели в виду. Что мне придётся платить за проживание. "Сколько ты будешь зарабатывать в месяц?" - спросили они. Я ничего, собственно, не знал о подработках, так что ответил, что около сотни тысяч йен. Они сказали, что я должен буду отдавать им половину, то есть, пятьдесят тысяч йен в месяц. Я понимал их позицию, так что не возражал. Было бы ужасно, начни я спорить. Каждый месяц я рвал жилы, пытаясь заработать пятьдесят тысяч йен. У меня едва получалось. "Так вот каково это - работать", - думал я. Обычно мои родители были просто родителями, но в конце каждого месяца они превращались в домовладельцев. Они напоминали мне, что пора платить за проживание. Мне не нравилась такая атмосфера. Не думаю, что родителям она тоже была по душе. Так что я решил уйти из дома. Я считал, что смогу жить в каком-нибудь клоповнике в Токио за те же пятьдесят тысяч йен. Не то чтобы я понимал в то время, а скорее чувствовал... что мне нужно разобраться со своей жизнью. Поначалу мне казалось, что всё, это конец... Я не смогу выразить свои тогдашние чувства словами, но среди оптимистичных мыслей у меня были такие, что если моя жизнь закончится прямо сейчас, я буду не против (смеётся).
Ты принял решение, основанное на принципе, что следующий день может не наступить, но когда тебя зашвырнуло в реальность, ты почувствовал, что это может быть конец?
Да, я начал думать так в момент, когда мне наконец-то была дана свобода делать то, что я захочу, - достигнутый идеал, к которому я всегда стремился. Потому что быть свободным - это очень страшно, это одиноко; тебе нужна решимость, чтобы делать всё что угодно. Оказавшись в этом положении, я в полной мере это прочувствовал. И что прежде я проживал свою жизнь, совершенно не задумываясь... Но - у меня были смутные намерения оставить после себя доказательство того, что я жил. Если я задумывался о том, что я люблю, ответом, конечно же, была музыка. Я брал в руки гитару, не осознавая этого, иногда даже пропускал работу. Друзья переживали за меня, приходили меня проведать, но я также немного чувствовал себя брошенным. Я работал над Glass no Blues целую вечность. Я не торопился. Я сплетал её по фразе, по слову, по ноте за раз. Когда я закончил, у меня получилась первая песня на японском. Именно с того момента у меня появилось какое-то осознанное отношение к собственной музыке.
Другими словами, прежде чем написать Glass no Blues, ты достиг самого дна.
Да.
Значит, ты жил с ощущением, что у тебя только два варианта на выбор: общаться с людьми посредством музыки или думать, что жизнь окончена?
Я не знал, кто я. Мне в голову приходили самые разные глупости, вроде того, стоит ли всё-таки продолжать жить или нет. Сейчас я могу посмеяться над собой из прошлого. Над тем мной, который хотел делать всё что угодно, что не решался делать хоть что-нибудь. Над тем мной, который думал, что его жизни пришёл конец, когда у него закончился бензин. Когда я нашёл в себе решимость, меня всё ещё одолевали сомнения насчёт того, был ли это конец или нет, но мне как будто дали немного бензина, потому что у меня было желание восполнить его запасы. И я смог это сделать. Написав Glass no Blues, я обрёл самодостаточность. Именно этого я хотел с самого начала. Я буду помнить об этом всю жизнь. Не много есть вещей, о которых я могу сказать, что никогда их не забуду. Мне казалось, что я наконец-то нашёл себя. В начальной школе, в средней школе, даже в детском саду - меня не покидало ощущение, что что-то не так. Все шестнадцать лет я жил, не понимая, что это. Я вспоминал все часы, которые я проводил на уроках этики и других, похожих. Оглядываясь назад, можно сказать, что я притворялся в средней школе. Для меня это была мрачная школа. Правда, хватало и весёлых моментов, был учитель, которого я даже сейчас рад увидеть, и я в одной группе с друзьями из средней школы, так что я и приобрёл кое-что. И всё же, я не уверен, что человек, ходивший в ту школу, был на самом деле мной. Я был собой в детском саду и начальной школе, но, будучи собой, настоящим, я был отторгнут. Вещи, которые я делал, и которые делали меня мной, были забракованы. Я понял это и смог влиться в коллектив в средней школе. Хоть я не был изгоем в старшей школе, я вёл себя гораздо более искренне по отношению к себе... Я спрашивал себя: "Что остаётся? Пожалуй, только я сам. Но кто же я?"
Почему ты выбрал не притворяться дальше?
Может, стоит сказать, я попытался приспособиться. Нет, причина в том, что я присоединился к группе (смеётся).
Правильный путь для тебя - тот, к которому ты всегда возвращаешься, - это группа, с самого начала было так. Можно сказать, что стена, в которую ты упёрся, прежде чем написать Glass no Blues, была стеной, в которую тебе необходимо было упереться.
Наверное. Рано или поздно, я бы в любом случае упёрся в стену. Этот момент настал бы. Я считал, что по той или иной причине... Да, я чувствовал это примерно с шестого класса, и в средней школе я попытался взять контроль над своим положением. Я попытался приспособиться. Сделал ещё одну попытку (смеётся).
Понятно. И с тех пор, как человек, занимающийся музыкой...
С тех пор я стал музыкантом.
UPD: Продолжение в комментариях.
Интервью с Фудзиварой.
Часть 1Какой была домашняя обстановка, в которой ты вырос?
Довольно строгой. Когда я думаю об этом сейчас... В общем, это был дом, где, если я ставил локти на стол или подпирал подбородок рукой во время еды, в мою сторону летели тумаки.
Твой отец был строгим?
Ты говоришь "строгий", но это, может, просто я был слишком впечатлительным (смеётся). Но мой отец, он был страшным. Мама тоже - по-матерински, она была... строгой, это кажется самым подходящим словом. Хотя оба моих родителя производили такое впечатление, мне всегда было легче общаться с мамой, чем с отцом.
Твой отец был неразговорчивым?
Скорее, он много разговаривал с моими сёстрами, но со мной практически никогда (смеётся). Но даже так, пожалуй, я прикладывал много усилий, пытаясь общаться с ним. Может, он пытался отвечать взаимностью. Когда-то я старался избегать отца дома и проводить весь день, ни разу с ним не встретившись (смеётся). Но я хотел объяснить с самого начала: сейчас мы очень близки.
Вы проводили время вместе, например, играя в мяч?
А, да, было такое. По воскресениям он говорил: "Я научу тебя играть в бейсбол" или "Я покажу тебе, как играть в футбол", так что мы ехали на велосипедах в ближайший парк или в начальную школу и играли там в бейсбол или футбол, и в целом весело проводили время... Но если я не мог ударить битой по мячу, он выходил из себя. Если я не мог пнуть футбольный мяч, как он мне показывал, он выходил из себя. Обстановка была довольно грубой (смеётся).
Это скорее напоминало усиленную тренировочную программу, чем игру (смеётся).
Вскоре это превращалось в усиленную тренировку, да. Мы нечасто разговаривали. В основном он только злился на меня. Мне было весело, но он в итоге всегда раздражался, и мы возвращались домой.
Как проявлялась строгость твоей матери?
Если вспомнить сейчас, ничего такого необычного не было. Я тогда многого не понимал. Мы постоянно спорили. Она часто говорила мне, что у меня на всё найдётся возражение, хотя я не делал этого нарочно. Когда я уже достаточно повзрослел, она сказала мне: "Хоть ты и был маленьким засранцем, и у меня были все основания ругать тебя за все проступки, каждое из твоих оправданий было весьма интересным" (смеётся).
Если считать двух твоих старших сестёр, вас в семье было пятеро?
Да, семья из пятерых. Моя самая старшая сестра старше меня на семь лет, а другая - на три года.
Вы с сёстрами были близки?
Я был очень близок со средней сестрой, когда мы были маленькими. Мы играли вместе. Она заставляла меня играть с ней в кукольный дом. Естественно, в самый разгар игры я притаскивал робота или что-нибудь в этом роде. Но она была не против (смеётся). У нас дома было немного игрушек, так что мы выдумывали способы, как обойтись с минимальным количеством. Если бы мы не использовали робота, наша выдуманная история никуда не продвинулась бы. А ещё мы использовали плюшевых зверей. Мы говорили: "Это домашний питомец того-то и того-то по имени Чаппи". Чаппи мне купил в подарок дедушка; всё детство я провёл, думая, что это медведь, но недавно я посмотрел на него и понял, что это на самом деле собака (смеётся). У него на шее висит бочонок спасательной собаки, по форме как бочка с вином, - это собака. Мы притворялись, что Чаппи - это домашний питомец, даже если он был в пять раз больше других игрушек (смеётся), даже больше кукол вроде Рики-тян. Ещё я играл с ребятами из детского сада. Я много играл, с кем угодно, в общем-то. Даже с ребятами, с которыми только что познакомился. А также я лез в драки с ребятами, с которыми только что познакомился.
Ты был энергичным ребёнком?
Пожалуй, да, был. Мои волосы когда-то были примерно той же длины, что и сейчас. Я смахивал на Они Таро.
(Смеётся) Ты редко стригся?
В детстве отец постоянно ругал меня за мрачный взгляд, так что я начал носить волосы такой длины, чтобы они скрывали глаза. Я ненавидел парикмахерскую, честно говоря. Мама вечно пилила меня, чтобы я постригся. Но я с ранних лет думал, что у меня страшные глаза. Проще говоря, с ними кажется, что я постоянно таращусь исподлобья, и людей это отталкивает. В моём детском понимании спрятать глаза было лучшим решением.
Значит, ты щеголял длинной гривой?
Точно! Я не понимал в то время, но из-за того, что я родился в апреле, в детском саду меня воспринимали как старшего брата. Моя воспитательница говорила: "Ты старший брат! Почему ты их не разнял?". Кстати, мы были в одном детском саду, все четверо из Bump of Chicken. Я не знал только Масу. Другие двое тоже его не знали. Если не ошибаюсь, Масукава и Тяма были в классе цыплят. Я лучше всего ладил с Тямой. Он носил с собой в рюкзаке одну палочку для еды, без чехла, без всякой упаковки. Я считал это очень странным. Полагается носить две палочки, вместе, в контейнере, и когда я спросил его: "Разве так делать не неправильно?", он ответил: "Если у меня будет с собой эта палочка, если я забуду одну из другой пары, я смогу использовать эту, так что она пригодится". Я подумал, что это чересчур заумно, но ничего не сказал. А, да, его имя - Наой Ёсифуми, но я думал, что его зовут Ёсиуми, а не Ёсифуми.
Хахахаха.
Я звал его Ёсиуми. Тяма приходил по утрам в садик раньше меня. Все, кто приходили первыми, играли в кубики перед началом занятий. Я жил далеко и приезжал одним из последних. Кубики были нарасхват, так что он откладывал для меня немного и прятал их под красным фетровым чехлом, которым накрывали клавиши пианино. Он говорил: "Эти особенные", когда отдавал их мне (смеётся). У Масукавы был очень писклявый голос. Всё, что мы могли о нём сказать, было "тот мальчик с писклявым голосом" (смеётся). Я помню, наша воспитательница заставила его вымыться полностью под струёй воды из шланга. Он обмочил штаны (смеётся). О, точно! Я забыл, земляные данго были популярны!
Данго, слепленные из земли?
Да. Все лепили земляные данго. Нужно было их укрепить. Сделать их твёрдыми. Они были реально клёвыми!
Нужно было смешать грязь с водой, или что-то вроде того, чтобы сделать их твёрдыми?
Да, мы так делали. Последним элементом мы добавляли, эм, мы называли его белым песком, но на самом деле это был просто формовочный песок, мы вываливали в нём данго. Было несколько разных способов их лепки.
И что вы с ними делали?
Что же мы с ними делали (смеётся). Если они начинали трескаться и крошиться, мы начинали плакать. Потом наш воспитатель сказал: "Если вы вкладываете в них столько стараний, сделайте из этого соревнование". Песочная яма была в форме скейтерской рампы - мы её выкопали, сделали ров. Мы скатывали свои данго с противоположных сторон рва, и чьё разбивалось при столкновении, тот проигрывал. Данго нашего воспитателя было самым прочным. Все прикладывали максимум усилий, чтобы победить, но данго воспитателя было непобедимым. А потом однажды я слепил запрещённое данго (смеётся). Сам себе удивился. Знаешь эту краску, которой рисуют белые линии? Если добавить в неё красную штуку, она ещё издаёт скрипящие звуки - это известняк? Его было полно вокруг сарая. Я помнил, что его там было много, так что я пошёл туда и притворился, будто набираю его в сумку. Вместо этого я обвалял в нём данго. У меня было хорошее предчувствие, когда я убирал его в рюкзак. Я бережно нёс его до дома. Там я подумал, что родители ужасно рассердятся, если я занесу данго внутрь, так что я вытащил его из рюкзака и оставил у входа, не защищённым от дождя. Но я, конечно, был болваном, так что совершенно забыл про него (смеётся). Где-то три дня спустя на его месте лежал круглый камень. Это было моё данго! Каким-то образом оно закаменело. Оно стало твёрдым и очень прочным. С ним я просто не мог проиграть.
Ты победил и воспитателя?
Победил, победил. Хотя меня раскусили. Это было похоже на мухлёж. Может, это был и не известняк. Может, это была цементная пыль (смеётся). Даже не знаю как, но земляное данго превратилось в камень. Я был удивлён. Ещё момент из детства: я был очень близок с дедушкой. Я всегда с нетерпением ждал поездки в Акиту. Он брал меня с собой в горы, и в другие места тоже. Да, он был крутым дедушкой. Он носил рубашку, похожую на пижаму, и очень грязные штаны, все заношенные. Задники его ботинок были сильно загнуты внутрь. Он был похож на пешего туриста. Он носил грязный рюкзак за спиной, а на голове - берет. У него были усы. Хотя бороды не было, только усы. Я любил играть с ними, дёргал за них. Из-за этого он их не сбривал. Он говорил: "Я ношу усы, потому что Мотоо-куну они нравятся". Он курил Lucky Strikes. Он был неряшливым, но я его любил. Куда бы он ни шёл, везде рисовал картины. Если наша семья ехала отдыхать, или мы отправлялись в горы, он рисовал, даже если мы шли в парк, он рисовал там. Он доставал из рюкзака альбом и раскладной мольберт. Он всегда носил с собой воду. Он наливал воду в маленькую баночку, вроде тех, в которых хранят ситими, и разводил в ней сухие краски. Это было как волшебство. У него здорово получалось! Он изучал растения и просматривал множество старых документов. Ещё он был знатоком насекомых. Он знал всё. Он ловил гусениц и убивал их ладонью. И пчёл с осами тоже убивал - говорил, это потому, что они опасны.
До этого ты сказал, что рос, распевая песни, с самых малых лет.
Я много пел. Я пел дуэтом с сестрой. Мы все играли на пианино. В наш дом, двумя квартирами дальше от нашей, въехал иностранец, который давал уроки игры на пианино. Я учился играть у него. Обе мои сестры учились там же. Нашего учителя звали Льюис Редмонд.
Значит, когда вы были дома вместе, вы пели втроём?
Да, мы всегда громко пели.
У тебя была любимая песня?
Мне больше всего нравились песни, которые я придумывал сам (смеётся). "Я сочинил новую песню. Я придумал Tankobu no Uta", - говорил я. Я даже сейчас прекрасно помню Tankobu no Uta, и, думаю, мои сёстры тоже. Они чуть не лопнули от смеха, когда я учил их её петь. Они плакали от смеха и говорили: "Что это такое?".
Это был твой первый хит (смеётся).
Вроде того (смеётся). Ещё мы пели песни из аниме. Мне нравилось использовать пианино как игрушку. Хотя я знал, что это был инструмент. Мне нравилось узнавать, смогу ли я извлечь звуки, которые захочу, но разве это не способ освоения? Я ненавидел первые композиции, которые мне пришлось выучить. Они были скучными. Не было нужды играть их идеально, потому что всё равно это были вещи вроде Байера и песен для начинающих, и они были ужасно скучными. Мне приходилось упражняться, чтобы складывать пальцы в определённом положении. Учитель велел мне складывать ладони шариком, как будто я держу яйцо. Или мне нужно было растопырить пальцы и положить их на клавиши. Руки сразу немели. На краю пианино лежали канцелярские кнопки. Когда я думал обо всём этом, мне совсем не хотелось играть! Я должен был раскладывать кнопки сам в начале занятия, а в конце должен был убирать их. Мне это казалось чушью (смеётся). В конце концов, я бросил играть где-то в первом классе. Мой учитель снова переехал - слишком далеко от нас.
Часть 2Ты пошёл в начальную школу: какой там была твоя жизнь?
Просыпаться по утрам было пыткой на протяжении шести лет. Мне приходилось бежать туда каждое утро, чертыхаясь про себя. Начальная и средняя школы располагались в самом дальнем от меня районе. Интересно, почему... Опоздавших учеников сильно ругали, и мне это казалось немного несправедливым.
(Смеётся) Ты хотел, чтобы они обменивали расстояние на время?
Я считал, что они должны давать мне дополнительное время. Я должен был получать бонусные пять минут, в зависимости от количества лишних метров, которые мне приходилось преодолевать.
Как было на уроках?
На уроках в начальной школе я получал самые высокие отметки, хотя ничего по сути не делал: они были не слишком интересными. Я читал по собственному желанию иллюстрированные энциклопедии, для меня это было более увлекательным занятием. Уроки были нудными. Из-за скуки я начал плохо себя вести, и учителя безумно сердились на меня. Мне казалось, что некоторые уроки были полны противоречий. У нас был класс письма. Был же, да? Хотя он превратился в каллиграфию в третьем или четвёртом классе. Мы занимались по распечаткам из учебника. Если ты делал ошибку, не разрешалось её стирать. Я не понимал тогда, почему, хотя сейчас понимаю. Листы бумаги раздавались для участия в конкурсе, так что они были важными, и пользоваться ластиком запрещалось. То, как следовало держать карандаш, и то, и это, всё было ужасно муторным. Я в самом деле считал, что в этом нет никакого смысла. Мы писали иероглифы, которые умели читать - я старался выводить их аккуратно, но мне всегда приходилось переписывать заново. Я не понимал, почему должен был переписывать всё заново. Я не понимал этого, даже когда уроки письма превратились в уроки каллиграфии. Моя учительница говорила, что не даст мне ещё один лист бумаги, если я сделаю две ошибки подряд. Я извинялся за ошибки, когда приносил ей свой лист, а она говорила: "В следующий раз не ошибайся" и давала новый. А я снова его портил. Она сердилась: "Ещё один лист не получишь!". И тогда я думал: "Ну и ладно, значит не буду писать!" (смеётся).
Учителя часто на тебя сердились?
Постоянно, и я помню, что нечасто искренне извинялся. Это потому, что я не так уж часто плохо себя вёл. Когда я на самом деле хулиганил - извинялся. Совершенно искренне. Когда я ошибался на уроке письма, то шёл к учительнице и просил: "Можно мне ещё один лист бумаги? Простите", и когда она мне отказывала, я прекращал писать. Вместо этого я рисовал в тетради, но из-за этого она тоже сердилась. В те дни в учебном процессе не было столько свободы, сколько сейчас, ничего не стоило отхватить оплеуху или подзатыльник. В то время это не порицалось (смеётся). В любом случае, меня это не волновало. На уроках изобразительного искусства я рисовал. На уроках каллиграфии писал, как было положено по учебнику. Каждый урок был конкурсом. В двух словах, это были уроки мастерства. Там мне ни разу не было позволено выразить себя как личность. Все рисовали, как было сказано в учебнике - теми же цветами, в том же стиле, все старались изо всех сил скопировать исходник. Разве это не странно?
Да уж.
Разве это можно назвать искусством? Если я рисовал, как хотел, выбранными лично красками, мою работу пришпиливали к классной доске, и учитель говорил классу: "Отметьте все ошибки, допущенные на этом рисунке". И они начинали: "Мне кажется, стиль плохой", "Мне тоже так кажется", "Согласен!". Или: "Нужно прижимать кисточку вот так, в учебнике говорится, что так правильно, поэтому ты должен делать так", "Согласна!". Некоторые ребята говорили: "Я хочу кое-что добавить" (смеётся). "Я считаю, что нужно держать кисть диагонально, когда рисуешь эту часть", "Я тоже так думаю", - так они говорили.
Постепенно это превращалось в зомбирование, да?
Да, да. И ты мог занять первое или второе место, если делал всё по правилам. На самом деле, всё сводилось к тому, насколько хорошо у тебя получалось скопировать оригинал. В этом нет никакой ценности. Совершенно никакой. Это был конкурс имитации. У меня был плохой почерк, но если я сосредотачивался, у меня получалось хорошо рисовать. Однажды меня всё достало, и я решил: "Ну всё, хватит. В этот раз я займу призовое место. Это их заткнёт!". Мне хватило всего одного раунда, чтобы выиграть. С того единственного раунда я усвоил все критерии, которые нужно было учесть, чтобы победить. Цветовая гамма, способ расстановки вещей, которые ты собирался рисовать, техника кисти. Расположение линий. Контур. Даже ребёнком я понимал, что это всё были обязательные к выполнению условия. Я решил, что если буду рисовать строго по методичке, то обязательно выиграю, или хотя бы займу призовое место, так что все эти условия раскрасили мои работы. Хотя я совсем не считал их хорошими. Мне это казалось идиотизмом. Они были для ЮНИСЕФ или вроде того - наши рисунки висели где-то, в каком-то офисе. По правде, меня это даже сейчас иногда злит.
Как ты общался с одноклассниками?
С детского сада мало что изменилось. Я хорошо ладил со всеми. Учителя считали меня лидером группы, потому что я дружил практически со всеми. Хотя у меня не осталось полноценных воспоминаний о начальной школе, но я старался (смеётся). Я должен был. Если смотреть с точки зрения учителей, меня зачастую было просто не заткнуть, но это потому, что мне хотелось многое сказать, вот я и говорил. Мы постоянно ставили спектакли. Где-то в третьем-четвёртом классах все начали вступать в клубы, и некоторые из моих друзей предложили вместе вступить в драмкружок, в котором были одни девчонки, - просто ради смеха. Мне это показалось интересной идеей, так что я записался. Плюсом было то, что у нас появилось какое-то занятие, но я там чувствовал себя глупо. Я стеснялся того, что мы должны были ставить спектакль о фестивале Танабата. Мы начали думать, что стоит сделать его более весёлым, чтобы нам тоже было интересно участвовать. Четверо нас, мальчишек, упрашивали девочек: "Если это будет традиционная история Танабаты про Орихимэ и Хикобоси, нам будет слишком неловко. Давайте напишем собственный сценарий", но у нас было мало влияния в клубе. "Только мальчики это предлагают!", "Значит, вы всё-таки несерьёзно к этому относитесь!". "Заткнитесь!" - отвечали они, и мы в итоге сильно ссорились. Ещё мы ссорились из-за Рождественского спектакля (смеётся). Нужно были пойти в библиотеку и выбрать одну книгу. Мы её читали, заучивали, и это был наш спектакль. Мне это не казалось таким уж интересным. Мы пробыли в драмкружке только год, потом нам стало стыдно за все беспокойства, что мы принесли с собой, и мы ушли в другой клуб. Но напоследок, прежде чем наша компания покинула драмкружок, учительница предложила нам разделиться на разные группы и провести творческий вечер. Моим друзьям это не понравилось. Но когда она сказала: "Теперь самое время выполнить просьбу мальчиков", мы подумали, о, точно. Мы подумали: "Ладно, давайте займёмся этим ненадолго!". Само собой, четверо или пятеро нас сформировали группу. Девочки разбили свою группу и присоединились к нашей - должно быть потому, что считали, что мы не отнесёмся к заданию серьёзно. Мы были так злы на них!
Хахахахаха.
Хотел бы я, чтобы те девочки вспомнили об этом сейчас. Это мы воспринимали практически всё серьёзнее всех. Я это делал! Я исполнял свою роль как надо. Я пел пародию на спектакль с прошлого года. Там было как будто Хикобоси едет в такси. Как будто он должен встретить Орихимэ, которая зовёт: "Такси!". Наша постановка была такого уровня, но она была реально смешной. Все придумывали вещи, которые мы могли использовать для шуток. Мы не знали, сколько успеем подготовить до дня выступления, потому что у нас была только неделя. Мы не могли поверить, что у нас была только неделя. Но у девочек было столько же времени. Мы собирались каждый день и оставались дотемна. Я объяснял родителям: "Я буду выступать, так что это очень важное время!" (смеётся). Они отнеслись с пониманием, и все родители обзванивали друг друга, чтобы мы могли оставаться вместе до восьми вечера или даже дольше. Мы готовились даже после ужина. Много сил тратили на декорации, сделали столько костюмов, сколько смогли. Наконец, наступил день выступления. Не знаю, удача это была или, наоборот, неудача, но когда мы тянули жребий, чтобы определить порядок выхода на сцену, мы вытянули последний номер. Девочки не отрывались от своих реплик, пока тянули. Они забывали, когда их черёд вступать. "Такая-то-тян, сейчас твоя очередь!", "Ой, точно!" - так они читали. Они выглядели так, будто вот-вот заплачут. Наша учительница склонила голову набок и спросила: "Вы уверены, что репетировали как следует?". После трёх или четырёх выступлений подошла наша очередь. Все помирали от смеха. Из художественного клуба рядом с нашей классной комнатой пришли посмотреть, они потом говорили нам, какое классное у нас получилось выступление. Мы чувствовали, что хорошо справились. Мы шутили и про нашу учительницу тоже, и получалось смешно. Хотя она велела нам перестать, но по её выражению лица было видно, что она не возражала. В самом конце было обсуждение. Учительница сказала: "Мальчики старались больше всех. Девочки говорили им гадости на каждом собрании, и тем не менее, именно мальчики сделали всё правильно". По-моему, это был первый раз, когда нас так похвалили. В любом случае, когда мы перешли в пятый класс, наши уроки поменялись. В пятом и шестом классах было хорошо. Хотя в то время я больше всего хулиганил (смеётся). Два или три раза у нас были вечеринки в классе. Наша группа друзей собиралась, и мы вместе ставили серию спектаклей (смеётся). Это было рискованно (смеётся).
Они были по собственному сценарию?
Абсолютно! Мы их написали. Они были интересными.
Что ты можешь рассказать о содержании?
Мы ставили средневековые европейские сказки с мечами и магией (смеётся). Но, по сути, это было глупое, полное случайностей путешествие (смеётся).Мы вырезали мечи из картона и раскрашивали их, но у нас в классе был парень, который знал отличный способ их изготовления, так что мы затащили его в группу. Он сказал нам взять бумагу с координатной сеткой и вырезать из неё форму меча, а потом склеить две такие формы с газетой посередине. Так меч получался объёмным. Мы брали алюминиевую фольгу и оборачивали ею клинок. Рукоять обматывали изолентой. Так мы их на самом деле и делали. По-моему, я оставил себе один на память. В том триместре мы сделали около пятидесяти мечей, и это были только мечи. Мечи или копья, сколько бы мы ни делали, их никогда не было достаточно. Мы даже делали доспехи (смеётся), все трудились, как пчёлы. О, а ещё: в начальной школе девочка, которая мне нравилась, принесла мне бэнто, но я выбил первый в своей жизни хоумран, и мяч приземлился точнёхонько в коробку (смеётся).
Что произошло?
Все собрались поиграть в бейсбол в парке. Мы играли против параллельного класса. Я вообще-то плохо играл. Чудом было, что я вообще попал по мячу, когда подошла моя очередь отбивать. Девочки пришли поболеть за нас, даже сделали нам бэнто. Там не было скамеек или просто удобных мест для сидения, так что они устроились в дальней части поля. Девочки, которые принесли бэнто, где-то там и сидели. Настала моя очередь отбивать, и я выбил хоумран. Первый в моей жизни, лайн-драйв. У него вышла инерция полёта, и он шлёпнулся прямо в коробку у неё на коленях. И она расплакалась. "Я так старалась, когда готовила эти рисовые шарики...!" (смеётся).
Ты знал, что девочка, которая тебе нравилась, сидела там?
Знал.
Как думаешь, может, ты неосознанно целился в её сторону?
Я вообще не целился. У меня это было так: "Да! Э? О нет, о нет, о нет, о нет... Агх!". Мы в итоге взяли только одно очко и проиграли (смеётся).
Часть 3(Смеётся) Ты потерял интерес к музыке после того, как бросил уроки фортепиано?
Нет, в свободное время я пел, и громко. Я помогал, как мог, по дому. Примерно с того возраста, когда я начал понимать, что происходит вокруг меня, мыть посуду и чистить туалет было обязанностью детей. Мытьё посуды было для меня особенно значимым делом. Иногда, когда я мыл посуду, случалось что-нибудь плохое, например, я что-нибудь разбивал. Иногда я отлынивал от домашней работы, и тогда грязные тарелки и кастрюли скапливались в раковине. В конце концов отец взрывался: "Когда ты уже всё помоешь?", а я говорил: "Прости", и после этого мыл. У меня осталось в памяти, как я плакал, пока мыл посуду. Вообще-то я никогда не плакал на людях. Но дома - как минимум раз в день. Отец обычно был причиной моих слёз. Так или иначе, посуда, которую я должен был мыть, скапливалась горами. Я считал, что должен хотя бы попробовать получать от мытья удовольствие.
(Смеётся) Конечно...
Я мычал себе под нос мелодии из Dragon Quest, пел песни, которые мы разучивали в школе, или что-нибудь из Saint Seiya, во всё горло, и мама хвалила меня. Ну, то есть, она говорила, что у меня хорошо получается, вне зависимости от того, думала она так на самом деле или нет. Она говорила: "Когда тебе самому это в радость, мне тоже хорошо". Для меня это было важно. С тех пор пение стало развлечением! (смеётся) Я никогда этого не забуду. В начальной школе я был почти изгоем. Я так часто спорил с учителями, особенно когда мы проходили этику и мораль. В целом уроки были для меня скучными, но я точно понимал, зачем нам нужны были японский, арифметика, естествознание и обществознание. Я, в принципе, понимал рисование и письмо, но с этикой у меня совсем не складывалось. Я ничего не мог с этим поделать. Мы, все вместе, читали истории. После этого у нас проходило обсуждение с нашими мыслями насчёт истории, и бывали времена, когда нам не разрешали закончить обсуждение, пока мы все не сходились на одном ответе. Это был субботний урок, если не ошибаюсь. Занятия в субботу заканчивались утром, этика шла третьим уроком, и наша учительница иногда не добивалась от нас нужного ей ответа. Она заставляла нас высказываться одного за другим. И жутко злилась. "Почему вы, ребята, повторяете только это?". Нам приходилось оставаться там до двух или трёх часов дня. Если вкратце: кто-то делает кому-то что-то плохое, но его прощают по доброте душевной. Нам нужно было обдумать, как первый человек воспримет своё прощение, такие там были задания. Мнение большинства было, что даже если ты сделал что-то плохое, из-за того, что тебя простили, ты задумаешься о своём поведении и исправишься. Все по большому счёту думали так. Наша учительница очень рассердилась, не знаю почему. Потом кто-то сказал: "Он не поймёт, что же он сделал плохого". Учительница сказала: "Именно!", а я подумал, чего, почему так? Она продолжала сердиться: "Очень странно, что вы, ребята, не ответили так с самого начала!". Я этого не понял... Я знал, что она использовала учебник по этике. Я мог только догадываться о том, что там было написано. Когда она вышла, я нашёл её учебник на столе и заглянул в него. Как я и думал, там было написано красным "А что я сделал?", и что-то про то, что необходимо заставить учеников осознать, что это правильный ответ. Это было глупо, серьёзно (смеётся). Не так нужно проводить уроки. Разве не важно узнать мнения друг друга? Это ужасно! Говорить ученикам, что они должны думать каким-то определённым образом. Что я помню лучше всего... Это, может быть, немного рискованно рассказывать, но, пожалуйста, послушай мою историю из начальной школы. Моё мнение не сильно изменилось с тех пор. И мне нужно это высказать. Извини, мне нужно было сделать такое вступление.
Ничего страшного.
"Кто-то с больной ногой старается изо всех сил, поднимаясь по ступеням, но у него плохо получается, и со стороны кажется, что ему нужна помощь. Как вы поступите?" - спросила учительница. Все подняли руки. "Выберите меня, выберите меня, выберите меня!". Они нетерпеливо тянули руки вверх. У некоторых устали плечи, и они подпирали локти второй рукой (смеётся). Наша учительница назвала кого-то, и он сказал: "Я спрошу, в порядке ли тот человек и предложу ему помощь!". "Я тоже так думаю", - согласились остальные. "Да, верно. Если кому-то трудно, вы должны ему помочь", - сказала учительница. Потом кто-то сказал: "Я бы хотел кое-что добавить!". Когда кто-то говорил так, мы должны были поднять руки. Если мы считали, что сказанное было неправильным, то делали пальцами "ножницы", если у нас возникал вопрос, делали "камень", а если это было обычное замечание, делали "бумагу". Я всё это помню. Мне казалось, что раз уж всё то были личные мнения, мы должны были делать "бумагу" каждый раз (смеётся). Но, в общем, после того, как мнение было высказано, все делали движение рукой. Если попадались хотя бы одни "ножницы", это было мучением. "Да, такая-то-по-имени, тебе есть, что добавить?" "Да. Когда такое происходит, я думаю, нужно подстроиться по темпу и двигаться с тем человеком медленно". "Нужно быть добрым с ним". Такой ход мыслей довольно предсказуем. Но я думал, пока слушал: "Так ли на самом деле?". Из-за того, что я ненавидел этику с самого начала, я часто вызывал бурления в классе, и наша учительница воспринимала меня как заклятого врага. "Фудзивара-кун, встань! - сказала она. - Не похоже, чтобы ты внимательно слушал на уроке; тебе есть, что сказать? Поделись с классом!". Я на самом деле не хотел ничего говорить. Это точно бы её разозлило, и на меня наверняка посыпались бы со всех сторон "камни" и "ножницы", так что я не хотел отвечать, но должен был. Я только ответил: "Я бы ничего не сказал тому человеку". Все сразу завопили "Чтооо?" и "Выберите меня, выберите меня, выберите меня!", и "ножницы" с "камнями" полезли со всех сторон. Учительница сделала такое лицо, вроде "этот парень серьёзно только что ляпнул такое", и сказала: "То есть, другими словами, ты бы проигнорировал того человека?". "Да, - сказал я, - вроде того". Затем, чтобы услышать противоположное мнение, она вызвала девочку, которая выглядела самой несогласной. По её виду было понятно, что она хотела выставить меня дураком. Она была очень высокомерной. Мне стало интересно, доведу ли я её до слёз в итоге (смеётся). "Почему бы ты повёл себя так безучастно? Мне кажется, нельзя игнорировать кого-то с больной ногой", - сказала она. "Нет, именно из-за того, что у него больная нога, я бы не сказал ни слова", - возразил я, хотя поначалу они пропустили мой ответ мимо ушей. Они начали говорить: "Я считаю, все должны относиться к людям в беде как к равным, без принижения, и помогать им". "Я тоже так считаю!", "Согласен, согласен!". Такое я слышал от них постоянно. Это было довольно интересно. Потом они опять захотели послушать меня: "Ну, что теперь Фудзивара-кун думает, после того, что сказали другие?". Я попытался донести до них, почему я думал, что моё решение не было бы принижением. "Этот человек старается изо всех сил и двигается наверх на пределе своих возможностей. Не то чтобы мне не пришла в голову мысль "а не помочь ли этому бедняге", но я бы не стал наблюдать за ним специально, чтобы решить, что раз у него хромая нога, то надо ему помочь, да? Я бы не стал предполагать, что он не может справиться самостоятельно. Разве это не принижение - думать, что ты обязательно должен помочь, и что тот человек не заберётся по ступеням без тебя?" - так я сказал. Почти все одноклассники примолкли, но я продолжал: "Например, мы все здоровы, у нас нет физических недостатков, мы играем в футбол, прыгаем на балансирном бревне, но если бы кто-то из нас вывихнул лодыжку во время игры или сломал ногу, или упал с бревна и на следующий день не мог бы ходить, и всем пришлось бы ему помогать, потому что он не мог сам подняться по лестнице, не уверен, что он был бы рад этому. Мне кажется, ему бы это не понравилось. Я бы лично предпочёл, чтобы меня оставили в покое, дали заниматься тем, что мне под силу. На самом деле со мной такого никогда не происходило, так что я не могу знать наверняка, но мне кажется, получать помощь, потому что тебя воспринимают как 'такого' человека, - это принижение. Тебе помогут подняться по ступеням, но ты будешь чувствовать, что гораздо больше тебя спихивают вниз. Это мы сами решаем, можем ли мы подняться по ступеням или нет, так ведь? Тот человек старается изо всех сил, верно? Есть ведь и вещи, которые у нас не получаются, как бы сильно мы ни старались. Некоторые из нас могут прыгать через двойную скакалку, а некоторые не могут, так? Но всё, что нам остаётся, - это продолжать стараться. Когда стараешься изо всех сил, и в конце концов у тебя получается прыгнуть через двойную скакалку, это настоящее счастье. Разве счастье, которое вы испытывали, когда у вас получилось сделать кувырок назад на турнике с помощью учителя или друга, не отличалось от того, что вы испытывали, когда сделали его самостоятельно?". В том классе кувырок назад на турнике был повальным увлечением, и все научились его делать. Они должны были знать это радостное чувство. Лестничный пролёт, кувырок назад - особой разницы нет. "Все должны быть способны приглядывать за человеком с какими-то трудностями, не предлагая при этом помощь, но вы как будто выливаете ведро холодной воды на все его старания, пытаясь выставить себя в лучшем свете. Не пройти мимо человека в затруднённом положении, обладать таким добрым сердцем, что вам непременно надо помочь кому-то, кого вы считаете слабее других, - разве тут дело не в любовании собственным великодушием? Вам должно быть стыдно!". Так я сказал. Это просто использование людей, чтобы поднять свою самооценку. Думаю, если кто-то просит тебя о помощи, ты, конечно, должен помочь, и если в тот момент у тебя возникает чувство "я хороший человек, потому что я помог кому-то", то ничего страшного в этом нет. Но если ты берёшься судить, кто из окружающих не обойдётся без твоей помощи, то тебе в самом деле должно быть стыдно. После того как я закончил говорить, девочка, которая высказывалась против меня, расплакалась. Она продолжала спорить: "Так неправильно, это совершенно неправильно! Ты не прав!", но я не отступал! После этого учительница сказала: "Ладно, ладно, дискуссия окончена. Фудзивара-кун, зайди в учительскую после урока". Я не понимал, почему такое должно происходить.
(Смеётся) Она просто так всё и закончила.
Она рассердилась. "Почему ты сказал такое?". "Ну, а зачем вы меня вызвали? Такое постоянно случается, вы ведь уже должны знать. Неужели нельзя позволить мне ничего не говорить? Разве не важно, чтобы у меня было собственное мнение? Тот человек думает так, а я иначе, разве не об этом должен быть урок этики?". "Нет, школа - это коллектив". "Так значит, у нас урок коллективизма?". Будь это рисование или каллиграфия, или этика, метод обучения, в котором целью является единственный правильный ответ, а всё отличное от него выпалывается, - это просто способ лишить всех индивидуальности. Как будто люди, которые писали учебники, хотели, чтобы учителя воспитывали клонов.
Верно, верно.
Я думаю, учебники необходимы. Но если какой-то один стандарт и нужен в них, он должен заключаться в том, что этот человек думает так, а тот человек думает этак, и что этот человек хочет рисовать вот так, а тот человек хочет писать вот этак - таковы стандарты, так что делайте, что можете. Разве не так их нужно использовать? Каждый раз повторялось одно и то же, пока день не сменялся ночью. Эта система была ущербной. Я не соглашался, но знал, что меня не поймут, поэтому решал промолчать, но меня всё равно вызывали. И из-за этого мою точку зрения постоянно критиковали. Меня старались заставить плакать и выставить плохим человеком. В конце концов я решил: "Я не могу думать так, как они, должно быть, я их обременяю. Не лучше бы было, если бы они хорошо ко мне относились?". Это как когда идёшь против ветра или взбираешься по крутым ступеням: все говорят, что это вот доброта, и эта точка зрения верна, но есть и люди, которые утверждают обратное, что это неправильно. "Я, случайно, не из тех людей? Не тот, кто для всех помеха? Не лучше ли будет, если все станут относиться ко мне хорошо? Что с вами, народ, вы чувствуете облегчение, когда находите общий объект для критики?" - так я думал. Я никогда этого не забуду. Но когда курс этики закончился, всё вернулось в нормальное русло. В конце концов, весь класс вынуждали мыслить определённым образом, и, если так подумать, там было совсем немного реальных показушников. Хотя, каждый из нас немного показушник. Я тоже немного показушник, но всё равно считаю, что это было неправильно.
Есть люди, которые испытывают неприязнь к такого рода коллективному образованию и изолируют себя, есть те, кто ломается под воздействием системы, и те, кто предпочитает отмалчиваться. В твоём случае ты высказывал всё, что мог. Ты из тех, кто держится своих принципов и настаивает на своём.
Я не говорил: "Я прав, а ты нет", я хотел передать только: "Вот что я думаю по этому поводу. Разве не так на самом деле?". Именно это я акцентировал.
Каково было переходить в среднюю школу с таким мировоззрением?
В средней школе я сдался. Я понял, что бесполезно пытаться донести до других свою точку зрения. Все попытки только отнимали у меня силы. Я понимал, что образцовый ответ был лишь частью образцового поведения. Я понимал, что если отвечу так, меня похвалят, а если этак, то отругают. Если был путь наименьшего сопротивления, по которому я мог пойти, делая что-то, я выбирал его и говорил: "Я думаю так-то" - сопротивление ослабевало, и мне казалось, что этого достаточно. Я в самом деле перестал бороться. Напряжение между мной и учителями более-менее спало по сравнению с начальной школой. В старшей школе оно ещё уменьшилось. Я весьма отчётливо осознал, что учителя были всего-лишь служащими, в начальной школе я этого не понимал. Учителя - просто люди, выполняющие свою работу. Мне стало от этого легче. В средней школе тоже были такие, которые проводили дискуссии о моральных обязательствах и гуманных чувствах. Они были хорошими учителями... Я любил нашего учителя в седьмом классе. Все три года любил. На днях он появился в качестве неожиданного гостя на радио-шоу, я был так счастлив, что чуть не расплакался. Когда мы решили сформировать группу, у нас не было денег на покупку инструментов. Мы думали, что должен быть способ, как ученикам средней школы можно было бы подзаработать. В старой манге всегда было такое, что младшеклассники работали разносчиками газет. Мы хотели заняться чем-нибудь в этом роде. Мы думали, наша школа позволит нам иметь подработку, так что приняли логичное решение пойти и спросить у учителя, Масу, Тяма и я. "Не получится. Мы не можете этого сделать!" - сказал он. Потом он выслушал нас и объяснил, почему нам было нельзя. "Если вы пойдёте работать, это бросит тень на репутацию учителей вашей школы! Но всё же, не опускайте руки. Отправляйтесь на свалку в дни, когда туда привозят крупногабаритный мусор. Ищите там гитары или барабаны, от которых избавились прежние владельцы. Приложите усилия, чтобы починить их, если они сломаны. Вот с этого вы должны начинать". Его слова произвели на меня впечатление. Это правильная отправная точка, я до сих пор так думаю. Таким учителем он был.
Часть 4Тебе не доставало мотивации жить, пока ты не вступил в группу?
Интересный вопрос. Мне всё же бывало весело. Я ходил в другую начальную школу, так что мы были разделены, но иногда мы все - Масу, Масукава, Тяма и я - собирались вместе. Хоть мы и следовали школьным правилам, общение с друзьями воспринималось совсем по-другому. Клубная деятельность тоже была в радость. Я не был активным участником, но мне там было весело.
Похоже, ты был очень творческим ребёнком вне школы или когда дело касалось спектаклей и других постановок. Эта твоя сторона проступала наружу, когда ты принимал участие в клубных занятиях?
...Думаю, нет. Но пел я часто. Я был известен как тот парень, который вечно поёт. До той степени, что Масу пришёл ко мне с предложением стать вокалистом в группе.
Это одна из тех вещей, которые остаются неизменными.
Урок заканчивался, мы вставали, кланялись, благодарили учителя, и в классе поднимался шум и гам, пока все собирались на выход. С этого момента я начинал петь. Я пел реально громко, и другие даже говорили мне спеть что-то конкретное. "Спой это", "А спой вот так" (смеётся).
Ты никогда не думал, что хотел бы присоединиться к музыкальной группе?
Нет, в общем-то. Многие мои одноклассники начали покупать гитары, когда Масу позвал меня в группу, так что мне тоже стало интересно. Я подумал: "Играть в одной группе с этим парнем будет очень интересно" (смеётся).
Масу был интересным парнем?
Мне кажется, я бы согласился, даже если бы это был не Масу. Но я думал в то время, что он был довольно неординарной личностью. Особенно поначалу... Он был весьма неприятным парнем (смеётся). Он был таким типичным учеником средней школы, который старается выглядеть крутым. Хотя не думаю, что кто-то когда-то дотягивал до его уровня (смеётся). Я имею в виду, что он частенько говорил, что ему неприятно общаться с кем-то ниже его по уровню. Если посмотреть на Масу сейчас, сложно поверить, что когда-то он был таким.
Да, это было бы неожиданно.
Сейчас он вроде Будды (смеётся). Как Будда, наполненный магмой (смеётся). Когда мы были в восьмом классе, один из моих бывших одноклассников показал ему лист с итоговым тестом, который я написал в шестом классе. Он счёл его интересным и решил подружиться со мной (смеётся). Это было довольно мило. Масу и вправду был парнем, на которого стоило обратить внимание.
Вы выступали на сцене, перед зрителями, верно?
Верно.
Каково это было?
Ну, это был наш первый раз. Мы все волновались перед выходом на сцену. Мы нервничали, но этого стоило ожидать. То, как нас примут, зависело от того, сколько энтузиазма мы проявим. В том возрасте популярным убеждением было, что если ты показываешь искреннее увлечение чем-то, то ты отстой. К сожалению, мы немного искренне увлеклись. Мы решили, что не будем прятать наши чувства. Мы решили сыграть на школьном культурном фестивале. Для нас худшее, что могло случиться, - это если бы все начали говорить "Их реально заносит" и "Чего ради они из штанов выпрыгивают?". Мы решили, что если такое случится, мы не будем падать духом, и пошли на сцену с чувством обречённости где-то под рёбрами. Результат был интересным. Девочки влезали на стулья и вскидывали кулаки над головами. Мальчики сидели на месте и внимательно слушали, не забывая при этом изображать на лицах равнодушие. Я подумал: "Вот это круто!" и настроился оторваться по-полной и получить от этого удовольствие. Когда мы доиграли, нас позвали на бис, я не мог в это поверить! У нас не было других песен, поэтому мы снова сыграли Twist & Shout (смеётся). Вот так прошёл культурный фестиваль. Потом, пока мы были в туалете, туда зашёл один из школьных хулиганов. "Привет, чуваки", - сказал он. Мы подумали "О, чёрт", но спросили, чего он хочет, а он сказал: "Вы хорошо выступили" (смеётся). "Я впечатлился, серьёзно. Вы, чуваки, прям молодцы", - сказал он. После этого мы были рады, что выступили. Он сказал, что подумывает о том, чтобы вступить в группу. Мы до него достучались! В школе, где цинизм воспринимался как достоинство, мы до кого-то достучались! После культурного фестиваля наша группа стала новым предметом всеобщего обсуждения. Мы увлеклись и начали планировать ещё выступления. Сейнанкан - не японский Сейнанкан, а Усуси Сейнанкан - был местом, где пожилые люди собирались, чтобы поиграть в крокет или го, или сёги, хотя, если кому-то было нужно, там можно было взять денежный займ. Там была сцена с красным занавесом. Мы подумали, что могли бы принести туда наши инструменты и устроить рождественский концерт. Мы решили сделать билеты, потому что если бы пришло слишком много зрителей, это создало бы проблемы. В конце концов, мы ведь были популярны. Никто не хотел их продавать, так что мы решили вместо этого просто раздавать их. С мыслями "нехорошо получится, если сделаем слишком много" мы начали их делать. Мы думали, что люди придут посмотреть на нас (смеётся). В день Х мы прибыли туда за несколько часов до начала и принялись репетировать. Ещё мы поставили декорации - хотели, чтобы всё выглядело по-настоящему круто. Масукава тогда был нашим ассистентом. Он ставил декорации, двигал аппаратуру и всё такое. Когда почти подошло время подниматься на сцену, Масукава шмыгнул за занавес. "Эй, ну как там, есть народ?". "Да, довольно много!". "Серьёзно? Что же нам делать? Чёрт, я, кажется, нервничаю!". "Не волнуйтесь, просто выложитесь на полную, когда будете играть", - сказал он. Время, наконец, подошло, и пока Масукава тянул шнур занавеса, он объявил: "Леди и джентльмены!". Но когда занавес поднялся, перед сценой стояло всего десять человек (смеётся). "Что, - подумали мы. - Но мы же сделали сотню билетов! Это же одна десятая от общего числа!". Мы начали играть в полном унынии. Мы исполнили наш рок-н-рольный кавер на Wish Upon A Star, едва сдерживая слёзы (смеётся). Почему никто не пришёл? Мы могли думать только об этом. Мы так ждали этого.
Вы были не так популярны, как вам казалось (смеётся).
Мы все были в расстроенных чувствах. Концерт вышел не таким замечательным, как мы надеялись. И, в довершение всего, девочка, которая мне нравилась, должна была прийти, так что все убеждали меня признаться ей в тот день. "Действительно стоит? Я признаюсь ей со сцены", - думал я. Но та девочка не пришла, самая важная часть моего плана. Остальные члены группы говорили: "Беда не в том, что она не пришла, - никто не пришёл!". После выступления мама Масу пришла забрать нас. "Так, ребята, я же велела вам разуться! Вы тут везде наследили!..". Она начала убирать за нами. По-моему, она была главой районного товарищества или типа того. Нам тоже следовало убрать за собой, но мы не могли заставить себя даже думать об этом. Мы просто стояли у двери запасного выхода с поникшими головами. Мы думали, что наши жизни окончены. Мы уже собирались пойти домой, как какая-то шпана выскочила из кустов. "Вы круто сегодня выступили, - галдели они вокруг нас. - Мы тут бухали и курили, поэтому пришлось прятаться. Мы не хотели заходить внутрь из-за взрослых. Вы, чуваки, реально круто сыграли сегодня. Давайте как-нибудь вместе позависаем?". Там неподалёку был парк, туда мы и пошли. Там собралась целая компания: те, кто пришли на концерт, те, кто хотел, но не смог. Большая получилась группа. Были даже те, кто пришли парочками, а некоторые говорили: "Сегодня вы здорово сыграли, сегодня получилось классное Рождество!". Когда мы сказали: "Но было так вяло. Мы жутко разочарованы", они ответили: "Не, просто мы никогда не были на живых концертах, так что не знали, как себя вести. По крайней мере, так было у нас". Мы поняли, что они имеют в виду, и нам стало немного легче. В итоге пришло около тридцати человек. По-моему, в тот день был первый раз, когда мы остались гулять совсем допоздна, до двух или трёх часов ночи. Это было смелым шагом для учеников средней школы, но наши родители не рассердились. Хотя некоторым за это попало. Оказалось, что некоторые девочки даже поругались со своими родителями из-за того, что они хотели прийти к нам. Некоторые родители звонили им по телефону-автомату. Тогда дети говорили: "Да ладно, только на сегодня!". То была ночь, оставшаяся у нас в памяти зарисовкой нашей юности. Но она предвещала паузу. Это было вроде мечты. Из-за того, что все были так добры, мы зависели от их доброты. Мы тогда оценили себя со стороны более чем трезво. Мы решили, что должны сосредоточиться на учёбе, так что на время приостановили деятельность группы.
У тебя были хорошие оценки?
После формирования группы моя успеваемость нырнула в крутое пике. Мне не хотелось слушать на уроках, и хотя я был записан на дополнительные занятия, я их прогуливал. Оценки у меня были не ахти, честно сказать. Если так подумать, то провальное рождественское выступление было хорошей возможностью (смеётся). Старшая сестра особенно сильно на меня повлияла. Она сказала: "Такие как ты - люди, которые делают только то, к чему у них душа лежит, - должны ходить в сильную школу. Чем сильнее будет школа, тем больше у тебя там будет свободы. Если сейчас ты будешь делать только то, что хочется, то совсем плюнешь на учёбу и попадёшь в слабую школу, а там требования будут жёсткими, и к тебе вечно будут придираться". Я с ней согласился.
Она была очень зрелой в своих суждениях.
Пожалуй, в нашей семье было само собой разумеющимся преуспевать во всём. Никто не сомневался, что ты будешь приносить домой самые высокие оценки. Меня не хвалили за хорошую успеваемость. Я тоже, конечно, не считал это чем-то особенным. Поэтому, когда мои тестовые результаты начали ухудшаться, родители рассердились. Когда моя сестра увидела, что происходит, у неё было, что сказать по этому поводу. Если спросите почему, ответ в том, что она, в принципе, делала то же, что и я. Просить у родителей разрешения ходить в школу, чтобы заниматься только танцами, было перебором - с их точки зрения, наверное, совершенно неблагоразумно. Ей было совестно из-за этого. Возможно, она думала, что вся тяжесть их неодобрения теперь сместилась на меня. Прежде чем дать мне этот совет, она не преминула подчеркнуть, что вовсе не обязана мне помогать. Это был период, когда она больше всего обо мне заботилась, но вместе с тем и тот, когда мы больше всего ругались. Другая сестра - она была супер! Сейчас она работает в фармацевтической компании. Я лучше всего ладил с ней в раннем детстве. Хотя у меня сформировался определённый комплекс. Они с отцом были невероятно близки. Он в ней души не чаял (смеётся). Не припомню, чтобы он хоть раз посмотрел на меня так, как смотрел на неё. Я однажды сказал, что думаю, что он меня не любил. Немного неловко повторять это сейчас. Конечно, я думаю, что он, наверное, меня любил.
Наверное.
Я уже говорил это несколько раз: сейчас мы в хороших отношениях. Я был безответственным и своенравным, так что, само собой, моё поведение было дурным. Когда старшая сестра сказала, что не ей мне советовать, в моём представлении она казалась очень благоразумной. Я не уверен, но... (смеётся) Я всегда считал себя никчёмным. Я так думал с самых ранних лет, живя дома. Когда старшая сестра сказала, что я должен поступить в сильную школу, я спросил: "И что, если я поступлю туда, я смогу быть в группе и играть на гитаре каждый день, и они не будут меня напрягать?". А она ответила: "Думаю, да. Хотя по мне так это похоже на увиливание от обязанностей". Сестра пошла в строгую частную школу. Не думаю, что это была плохая школа, но... В любом случае, она сказала мне рассмотреть возможные варианты и выбрать один. Я, как дурак, поверил, что если поступлю в сильную школу, то буду там свободнее (смеётся). Я и очухаться не успел, как уже сдал вступительные экзамены и был принят в школу высокого уровня. Моим основным вариантом была та, из которой выпустился Нагасима Сигео, старшая школа Сакура, в одной остановке от дома. Я хотел пойти туда, куда ходил "мистер Гиганты", но был принят в другую школу примерно того же статуса. Частная школа, куда я попал, мало чем отличалась от других, так что это была лёгкая победа. Я плюнул на подготовку к вступительным экзаменам в общую школу. И совершенно забыл, что тесты проходили по пяти предметам. Я отлично подготовился по трём, но два других совсем не учил (смеётся). Завалил я их просто грандиозно. Хиро и Хидэ-тян поступили в одну школу, а Тяма пошёл в кулинарное училище. Моя школа располагалась немного дальше, и у нас были ученики из Токио.
У тебя было ощущение, что ты наконец-то сможешь сосредоточиться на группе, после того как успешно сдал экзамены?
Странно получилось, но мы собирались у Тямы по вторникам - посидеть, порубиться в приставку - и потом уже поняли, что это было всегда по вторникам. Мы носили с собой инструменты, так что дело заканчивалось репетицией. Как будто группа снова активизировалась. Думаю, все считали, что было хорошо, что это произошло так. Мы здорово проводили время, репетируя как музыкальное трио. Масукава в те дни оказывал мне большую услугу, пряча у себя электрогитару, которую я купил тайком от родителей. Он начал проявлять интерес к игре на гитаре, так что мы обсуждали, не пригласить ли его присоединиться к нам. В самом, самом конце девятого класса, в феврале или январе, группа сформировалась в том составе, в котором она пребывает и по сей день. В то время мы начали создавать свои собственные песни. Они не были такими уж хорошими (смеётся). Это просто были песни, которые мы написали, потому что хотели их написать, но в самом этом процессе был определённый смысл.
Часть 5У тебя было какое-нибудь представление о собственном будущем в то время?
Не было.
По-крайней мере, не постоянно. Ты всегда жил настоящим. Ты мог бы сказать, что не строишь планов на будущее?
Нет... Я никогда и не строил (смеётся). Я считал, что есть вероятность, что я умру на следующий день. Я чувствовал, что если бы я однажды сел и написал сто страниц с планами на будущее, могло бы получиться так, что я перевернул бы только одну страницу, прежде чем умереть (смеётся). Но, возвращаясь к теме, я начал ходить в старшую школу. Странная это была школа. Мне казалось, что я совершил ошибку. Я был совсем не так свободен, как ожидал. Каждая мелочь предписывалась и контролировалась. Наша форма, обувь, сумки - предписания, предписания, предписания.
Не слишком было весело?
Нет, моё время в школе было... В общем, если начинать с конца, я бросил учёбу после культурного фестиваля в десятом классе. Примерно в сентябре. Это был невероятно короткий период, но забавный. У меня не получалось влиться в разговор с ребятами из Токио или даже из Тибы, так что я испытал культурный шок. Девочки были очень серьёзными, в нескольких из них я был влюблён (смеётся). По дороге в школу кто-нибудь говорил: "О, вчера такое-то произошло. Угарно, да?", и я судорожно рылся в английском толковом словаре, соглашаясь, - таким было общение. Я чувствовал, что недостаточно внимательно изучил свои варианты школ, и теперь расплачивался за это. Сразу после начала учебного года я стал ещё более безответственным. Я спал в парке и всё такое. Только иногда ходил на уроки. Ещё я играл в другой группе в старшей школе.
О, ты создал группу в школе?
Все мои друзья состояли в клубах, а я нет, так что мне приходилось ждать после школы, пока они освободятся. Мне нечем было заняться, так что я шёл в библиотеку и читал энциклопедии (смеётся). Как-то я услышал рядом разговор. "Не, чего я на самом деле хочу играть, так это рок, реальную тему!". "Ты так говоришь, но что это вообще хоть значит по-твоему, реальная тема?". "Это значит панк". Я думал, у них с головой не всё в порядке (смеётся). "Есть панк, есть металл, и есть ещё рок. Я не хочу быть привязанным к какой-то отдельной категории!". Они всё больше воодушевлялись. "Да, с этим я точно могу согласиться!". "Гитара того чувака звучит ужасно. Если я буду вокалистом, я хочу, чтобы гитарист был на одном уровне со мной. Как Kiss и Мик!". "А, понял". "Как счастливые амулеты в магазине мороженого!". Я слушал этот занимательный диалог, пока листал энциклопедию. Потом я посмотрел на время, и оставалось всего пять минут до того, как мне надо было идти к друзьям. Я пошёл поставить книгу на место, но те парни говорили прямо у стеллажей. Выглядели они немного пугающе. Я хотел уйти побыстрее, но только я сунул книгу на полку, как они окликнули меня. Школьными правилами запрещалось, чтобы волосы закрывали глаза или касались ушей, но мои были длинными. Я спросил тех парней, чего они от меня хотели, и они сказали: "Ты ведь в группе, верно?". "Да, откуда вы знаете?". "Точно! У тебя вид такой, характерный. Как у рокера. Какую музыку любишь?". "Слушать - блюз и всё такое". "Круто, круто! А панк любишь?". "Я не особо с ним знаком; мне кажется, если я попробую его сыграть, у меня получится блюз". "Хорошо, хорошо, отлично! Решено! Ты - наш новый гитарист!". И так всё решилось (смеётся). Я был помощником и гитаристом у тех старшеклассников. Правда, я объяснил им сразу, что у меня есть группа дома, и она - мой приоритет.
Какую музыку вы играли?
Вещи вроде Metallica. Metallica, Megadeth, Judas (Priest), Gamma Ray, такого плана. Я проводил с теми старшеклассниками большую часть времени, пока не бросил школу. Мы выступили на культурном фестивале, и потом я ушёл.
Если смотреть на это с точки зрения родителей, это весьма серьёзное дело. Уход из старшей школы на первом году обучения.
Верно, так и есть. У нас был разговор на эту тему. "Что же, значит, ты хочешь заниматься музыкой?". "Да, хочу". "Если ты бросаешь школу, чтобы дальше стремиться к своей цели, я не могу тебя останавливать. Бросаешь - значит, бросаешь. Ты оказался там, где сейчас, благодаря нам, но если ты соступаешь с традиционной тропы взросления, то автоматически становишься взрослым. Независимым взрослым. Не думай, что сможешь жить в этом доме, ничего не делая". Я понимал, что они имели в виду. Что мне придётся платить за проживание. "Сколько ты будешь зарабатывать в месяц?" - спросили они. Я ничего, собственно, не знал о подработках, так что ответил, что около сотни тысяч йен. Они сказали, что я должен буду отдавать им половину, то есть, пятьдесят тысяч йен в месяц. Я понимал их позицию, так что не возражал. Было бы ужасно, начни я спорить. Каждый месяц я рвал жилы, пытаясь заработать пятьдесят тысяч йен. У меня едва получалось. "Так вот каково это - работать", - думал я. Обычно мои родители были просто родителями, но в конце каждого месяца они превращались в домовладельцев. Они напоминали мне, что пора платить за проживание. Мне не нравилась такая атмосфера. Не думаю, что родителям она тоже была по душе. Так что я решил уйти из дома. Я считал, что смогу жить в каком-нибудь клоповнике в Токио за те же пятьдесят тысяч йен. Не то чтобы я понимал в то время, а скорее чувствовал... что мне нужно разобраться со своей жизнью. Поначалу мне казалось, что всё, это конец... Я не смогу выразить свои тогдашние чувства словами, но среди оптимистичных мыслей у меня были такие, что если моя жизнь закончится прямо сейчас, я буду не против (смеётся).
Ты принял решение, основанное на принципе, что следующий день может не наступить, но когда тебя зашвырнуло в реальность, ты почувствовал, что это может быть конец?
Да, я начал думать так в момент, когда мне наконец-то была дана свобода делать то, что я захочу, - достигнутый идеал, к которому я всегда стремился. Потому что быть свободным - это очень страшно, это одиноко; тебе нужна решимость, чтобы делать всё что угодно. Оказавшись в этом положении, я в полной мере это прочувствовал. И что прежде я проживал свою жизнь, совершенно не задумываясь... Но - у меня были смутные намерения оставить после себя доказательство того, что я жил. Если я задумывался о том, что я люблю, ответом, конечно же, была музыка. Я брал в руки гитару, не осознавая этого, иногда даже пропускал работу. Друзья переживали за меня, приходили меня проведать, но я также немного чувствовал себя брошенным. Я работал над Glass no Blues целую вечность. Я не торопился. Я сплетал её по фразе, по слову, по ноте за раз. Когда я закончил, у меня получилась первая песня на японском. Именно с того момента у меня появилось какое-то осознанное отношение к собственной музыке.
Другими словами, прежде чем написать Glass no Blues, ты достиг самого дна.
Да.
Значит, ты жил с ощущением, что у тебя только два варианта на выбор: общаться с людьми посредством музыки или думать, что жизнь окончена?
Я не знал, кто я. Мне в голову приходили самые разные глупости, вроде того, стоит ли всё-таки продолжать жить или нет. Сейчас я могу посмеяться над собой из прошлого. Над тем мной, который хотел делать всё что угодно, что не решался делать хоть что-нибудь. Над тем мной, который думал, что его жизни пришёл конец, когда у него закончился бензин. Когда я нашёл в себе решимость, меня всё ещё одолевали сомнения насчёт того, был ли это конец или нет, но мне как будто дали немного бензина, потому что у меня было желание восполнить его запасы. И я смог это сделать. Написав Glass no Blues, я обрёл самодостаточность. Именно этого я хотел с самого начала. Я буду помнить об этом всю жизнь. Не много есть вещей, о которых я могу сказать, что никогда их не забуду. Мне казалось, что я наконец-то нашёл себя. В начальной школе, в средней школе, даже в детском саду - меня не покидало ощущение, что что-то не так. Все шестнадцать лет я жил, не понимая, что это. Я вспоминал все часы, которые я проводил на уроках этики и других, похожих. Оглядываясь назад, можно сказать, что я притворялся в средней школе. Для меня это была мрачная школа. Правда, хватало и весёлых моментов, был учитель, которого я даже сейчас рад увидеть, и я в одной группе с друзьями из средней школы, так что я и приобрёл кое-что. И всё же, я не уверен, что человек, ходивший в ту школу, был на самом деле мной. Я был собой в детском саду и начальной школе, но, будучи собой, настоящим, я был отторгнут. Вещи, которые я делал, и которые делали меня мной, были забракованы. Я понял это и смог влиться в коллектив в средней школе. Хоть я не был изгоем в старшей школе, я вёл себя гораздо более искренне по отношению к себе... Я спрашивал себя: "Что остаётся? Пожалуй, только я сам. Но кто же я?"
Почему ты выбрал не притворяться дальше?
Может, стоит сказать, я попытался приспособиться. Нет, причина в том, что я присоединился к группе (смеётся).
Правильный путь для тебя - тот, к которому ты всегда возвращаешься, - это группа, с самого начала было так. Можно сказать, что стена, в которую ты упёрся, прежде чем написать Glass no Blues, была стеной, в которую тебе необходимо было упереться.
Наверное. Рано или поздно, я бы в любом случае упёрся в стену. Этот момент настал бы. Я считал, что по той или иной причине... Да, я чувствовал это примерно с шестого класса, и в средней школе я попытался взять контроль над своим положением. Я попытался приспособиться. Сделал ещё одну попытку (смеётся).
Понятно. И с тех пор, как человек, занимающийся музыкой...
С тех пор я стал музыкантом.
UPD: Продолжение в комментариях.
@темы: трусы наносят ответный удар
Мне кажется, в текстах, которые ты писал в ранний период, постоянно фигурировала тема возвращения воспоминаний. Например, "Я не могу забыть запах одуванчиков" или "Закат в тот день, когда я улыбался". Когда ты начал писать на японском, ты хотел вернуть - или никогда не терять - те воспоминания и те сцены из прошлого?
Не события и места, но чувства.
Какого рода чувства?
Вряд ли я смогу объяснить. Сперва я просто собирал вместе кучу разрозненных фрагментов. Такого рода это была работа. А потом, примерно в то время, когда я начал писать для альбома Jupiter, ко мне пришло понимание, что они не разрозненные, и они всегда были со мной.
Значит, для Flame Vein и The Living Dead ты работал с теми фрагментами.
Обычно я не могу сказать наверняка, но, наверное, так и было... да. В моём восприятии это были фрагменты, которые я осознавал, набранные из большего резервуара чувств, накопленных за всё время. Или что когда-то я взял их и спрятал где-то, и потом забыл, где... Наверное, как-то так. Можно сказать, я собирал их, сортировал их - возвращал себе. Вся моя жизнь ощущалась, как игра в кости (смеётся). Из-за этого, когда моё обязательное образование закончилось, я бросил учёбу. Я бесконечно блуждал и никак не мог остановиться. Когда я бросил старшую школу, и родители сказали, что теперь они считают меня самостоятельным взрослым, можно было подумать, что у меня не стало никакой опоры, но мне так не кажется. Когда я оказывался в совсем уж безвыходной ситуации, родители мне помогали. Потому что они в самом деле добрые люди.
Ты сам снял крышку с коробки с игрой?
Верно. Разве не этим я занимался с давних пор, и даже сейчас? Я бросаю кости и смотрю, как они катятся. Им нужно всего две-три секунды, чтобы улечься, но в эти две-три секунды словно умещается вся моя жизнь. В момент, когда я ушёл из старшей школы, я бросил кости. И я при любом раскладе хотел петь. При любом раскладе, я хотел облекать в слова вещи, которые было необходимо облечь в слова. Я хотел создавать из них песни.
Ты из тех, кто считает веру во что-то силой?
Моей собственной силой, когда у меня есть, во что верить? Силой веры? Силой действия? Пожалуй.
Ты всегда осознавал это? Или ты понял это после того, как начал писать музыку?
После того, как начал писать музыку. Я ощутил, насколько другие члены группы, слушатели, сами песни верят в меня. Это казалось совершенно естественным. Но я не думаю, что это слепая вера. Что бы ни случилось, я знаю, что они будут верить в меня, и поэтому у меня будут силы продолжать.
Я думаю, твои песни часто несут в себе посыл. В детстве, живя только тем образом, который был тебе известен, вряд ли ты задумывал это как посыл. Но ты жил в соответствии со своими весьма устойчивыми принципами, и, слушая тебя, мне невольно думается, что ты вплетаешь в свою историю определённый месседж. Пример с уроком этики тому подтверждение. Интересно, почему твой образ жизни несёт в себе такого рода месседжи?
Это потому, что я сталкиваюсь плечами с окружающими. Часто. Это потому, что бывают моменты, когда меня не прощают, даже если я попросил прощения. Когда меня хватают за ворот, я могу только говорить, попробовать донести свои аргументы. Это потому, что меня постоянно хватают за ворот. Хотя я не совсем представляю, кто меня хватает. Иногда мне кажется, что это я сам.
Значит, когда ты обращаешься к внешнему миру и вопреки всему выпускаешь в него свой посыл, тебя хватают за ворот?
Ну, я не знаю, насколько всему это вопреки, но я думаю, что музыка на самом деле несёт в себе смысл. Это просто образ жизни, и... Я никогда не задумываю никаких месседжей. В этом интервью я всего лишь хотел донести, что я благодарен, но вышло так, что я только вспоминал прошлое и рассказывал свою историю. Мне не кажется, что я вкладываю в свои слова какой-то посыл, поскольку мне нечего особо в нём доносить. Хотя теперь, после того как ты об этом сказал, я понимаю, как это может быть посылом. Взять к примеру учительницу, которая вызывала меня на уроках этики, хотя не должна была. Интересно, смог ли я донести до неё свою главную мысль. Я могу быть только собой. Грубо говоря, ты спрашиваешь, поэтому я отвечаю.
Есть люди, которые будут реагировать отрицательно на ощущение, что они сталкиваются плечами с окружающими, или что их хватают за ворот, так ведь?
Так. Должно быть, я сталкиваюсь и с ними.
Как ты воспринимаешь ощущение, что живёшь, сталкиваясь плечами с другими? Положительно, отрицательно, как-то ещё?
Если не обращать внимание на тех, с кем я сталкиваюсь? Я всегда хотел по возможности этого избегать. Я не хочу никого и ничего ранить (смеётся). Но это невозможно. Это невозможно с момента твоего появления на свет. И даже так, не всегда имеет смысл извиняться. Бывают моменты, когда я чувствую, что пострадали обе стороны, и с этим ничего нельзя поделать. Или, когда ты причинил сильную боль кому-то другому - всё, что ты можешь сделать, это попросить прощения. Можно ещё продлить своё чувство вины, раздумывая над тем, насколько сильно ты в этот раз толкнул, и как невероятно больно тому другому человеку. Это не плохо и не хорошо, это просто действительность.
Хорошо. Думаю, нам пора закругляться.
Да, хорошо. Я только хочу добавить ещё одно. Это интервью рассчитывалось на двадцать тысяч знаков, но я надеюсь, ты позволишь мне ещё немного превысить лимит. Пока я говорил, я думал о том, что в длинной песне пять-шесть минут, а в короткой - три-четыре минуты, и как всё должно уместиться в этот короткий отрезок времени. И я думал о том, как... как у всех нас есть моменты, когда мы чувствуем пустоту внутри, и моменты, когда мы чувствуем себя наполненными, и когда это происходит, что-то формируется и остаётся в нас. В моём случае это что-то превращается в музыку; у других людей оно выражается в самых разных формах. Мне просто пришло это в голову (смеётся).
Большое спасибо за интервью!
Спасибо!